38 
Евгения решила на следующий, же вечер подойти к маркизу и предложить ему свободу.
— Извини, мама, но я хочу поговорить со своим... женихом, — обратилась Евгения к матери. Она была убеждена, что произносит слово «жених» относительно маркиза. — Одна, — добавила она.
— Одна? — заколебалась миссис Давдейл.
— Да, так надо.
- Хорошо. Не сомневаюсь, маркиз привезет тебя обратно в экипаже.
Евгения проследила за тем, чтобы мать ушла, потом поспешила в кабинет маркиза.
Дверь была приоткрыта. Она отворила ее еще немного и вдруг заколебалась.
Маркиз сидел за письменным столом, лицом к двери. Он держал в руке перо, но не писал, а смотрел в пространство перед собой невидящим взором. Заметив Евгению, он с удивлением уставился на нее.
Им довольно давно не приходилось оставаться наедине, и маркиз, казалось, растерялся. Он положил перо и поднялся.
— Чем обязан такой... такой чести, мисс Давдейл? — холодно поинтересовался он.
Евгения закрыла за собой дверь и приблизилась к нему. Маркиз смотрел на нее, насмешливо изогнув губы. Наконец она остановилась перед его письменным столом.
— Я пришла... предложить вам... вашу свободу, — запинаясь, начала она.
Маркиз смотрел на нее, явно не понимая, о чем она говорит.
— Я полагаю, вы... уже совсем не в восторге от идеи... жениться на мне, — продолжила девушка. — И я подумала, что для нас обоих будет лучше, если мы откажемся от союза, который, по всей видимости... уже не обещает нам счастливой совместной жизни.
Ответ маркиза был не таким, как она ожидала. Он выскочил из-за стола и обхватил ее лицо руками, наклонившись так, чтобы заглянуть ей в глаза.
— Вы считаете, что вправе выбирать за меня мое собственное будущее, не так ли? — грозно спросил он. — Кто вас подговорил на такое... предательство?
— Никто, милорд!
Его глаза блуждали по ее лицу разгневанным и в то же время истосковавшимся взглядом.
— Я действительно желаю кое-что изменить в своих планах относительно нашего брака, мисс Давдейл, — произнес он сквозь стиснутые зубы.
— Будьте уверены, я безропотно приму ваше решение, милорд, — пробормотала Евгения, дрожа от боли, — так сильно он сжимал ее лицо.
— Хорошо. Тогда имею честь сообщить вам, что подготовка к нашей свадьбе будет идти своим чередом, за исключением одного-единственного изменения. Я хочу, чтобы дата приведения данного приговора в исполнение была перенесена на более ранний срок.
Евгения содрогнулась. Неужели он намеренно выбрал слово «приговор», чтобы напугать ее? Ведь именно так она и видит это событие — не празднование, а приведение приговора в исполнение. Ей вдруг отчаянно захотелось не иметь ничего общего с этим человеком — он продемонстрировал такую жестокость, такую властность, которых она в нем даже не подозревала.
— Но... Разве это разумно, милорд? Уже разосланы приглашения. И мама сама шьет мне платье — у нее не хватит времени его закончить. И мой портрет еще далек от завершения.
Этот последний довод был ее ошибкой, потому что еще больше разозлил маркиза.
— Вы забываете о своем положении, мисс! — прорычал он. — Вы теперь многим мне обязаны, и более всего — за «Парагон». Куда вы с матерью отправитесь, если я вас выгоню? Назад, в приживалки к двоюродной бабушке?
С силой, которой она в себе не подозревала, Евгения принялась колотить маркиза в грудь и продолжала до тех пор, пока он не оттолкнул ее так резко, что она едва не упала. Удержавшись за край стола, она отдышалась и проговорила:
— Вы... не можете выселить нас из «Парагона». Он... теперь мой. Вы отдали мне ключи.
— Да, отдал, мисс. Но я не отдал вам вот это! — Открыв ящик стола, маркиз бросил на стол какой-то документ.
— Что... это?
— Письменное подтверждение, которое доказывает ваши права на дом.
Евгения бездумно протянула руку к документу, но, к ее потрясению, маркиз схватил документ и принялся рвать его на мелкие клочки прямо у нее на глазах.
При виде такого нехарактерного для него поведения Евгения стала пятиться прочь из комнаты.
— Вы грубый, жестокий человек, сэр! Я бы никогда не подумала, что вы на такое способны! Грубый и жестокий!..
Маркиз побледнел, услышав ее слова. Он со стоном уронил голову на ладони.
— Если это и так, мадмуазель, то вы сами в этом виноваты, — пробормотал он в отчаянии, но Евгения уже не слышала этих последних слов, потому что бросилась вон из комнаты.
38 
