ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Ваша до рассвета

Классный романчик! Читать! >>>>>

Жестокость любви

Почти вся книга интересная. Только последние 15-20 страниц не очень. >>>>>

Больше, чем гувернантка

Понравился роман, но немного скомканный конец ...жаль ..задумка хорошая >>>>>

Игры на брачном ложе

Мне понравилось Не много нудновато начало, а дальше на одном дыхании Этот роман лучше чем история... >>>>>




  1  

Владимир Кунин

Ночь с ангелом

– Под лежачий камень вода не течет, – строго сказал я сам себе.

Сколько раз в своей долгой и путаной жизни говорил я это себе – любимому?!!

И хотя после столь решительных и привычных заклинаний я все равно обычно продолжал изображать «лежачий камень», под который ну никак не могла просочиться свежая вода, на этот раз я с великим трудом превозмог свою замшелую лень и предпринял целый ряд изнурительных административно-деловых трепыханий.

За восемь лет сотрудничества с одним петербургским издателем, бывшим приятелем и в недалеком прошлом хорошим сценаристом, наши с ним отношения «Писатель – Издатель», как и следовало ожидать, приобрели несколько напряженный характер. Ну, как у Суворина или Сытина со всеми теми, кого они издавали когда-то, а мы теперь заслуженно считаем их русскими классиками. Подозреваю, что у Бальзака с его издателями тоже были свои французские заморочки.

Заметили, как легко и непринужденно я втиснул себя в ряд столпов отечественной и зарубежной литературы? Оправданием мне может служить только то, что я имел в виду не сравнительный анализ наших текстов, а всего лишь извечное несовершенство таких, казалось бы, родственных субстанций, как «Писатель» и «Издатель».

Поэтому свою последнюю повестушку я решил попытаться продать в Москве, дабы мстительно доказать своему бывшему корешу и собутыльнику, что «не единым издательством жив Человек Сочиняющий»…

Вояж я набросал себе такой: так как последние лет десять я в основном живу в Мюнхене, то должен буду прилететь из Мюнхена в Москву, проболтаться там дня три-четыре, поужинать со старыми мосфильмовскими приятелями в некогда родном ресторане Дома кино, отдать какому-нибудь московскому издателю свою рукопись на прочтив и, пока он, издатель, влажными от умиления глазами будет вчитываться в сочиненные мною строки и прикидывать, как меня напарить с гонораром так, чтобы не отпугнуть и не обидеть, на недельку смотаюсь в Петербург.

Там повидаю внучку Катю, поваляюсь на своей старой тахте перед телевизором в абсолютно собственной, а не съемной, как в Мюнхене, квартире; отправлю в Германию на свое же имя по почте десятка три-четыре книжек из наполовину оставленной дома библиотеки; оплачу очередной институтский семестр внучки и на денек загляну в Репино – в Дом творчества Союза кинематографистов.

Когда-то я там прожил двадцать шесть лет. В среднем от четырех до шести месяцев в году. Сочинил там два с половиной десятка киносценариев, несколько книжек и одну пьесу.

Жанр драматургии был мне категорически и таинственно неизвестен, и я долго и тупо отказывался от очень лестного предложения одного знаменитого театрального режиссера. Пока мой близкий друг поэт – поразительно талантливый и мужественный гражданин без одной ноги и с единственной почкой, но зато с постоянно фантастическим количеством водки внутри – не сказал мне, разливая остатки «Столичной» по двум стаканам:

– Вовик, писать пьесы до удивления просто: слева – кто говорит, справа – что говорит. Пиши пьесу и… Будь здоров!

Вот я и накатал ту единственную в своей жизни пьесу…

Встречаться со своим петербургским издателем я и не собирался. Он так долго и так мелочно обманывал меня, а я так долго и тоскливо делал вид, будто верю ему, что он совершенно справедливо перестал даже скрывать свое презрительное отношение ко мне как к «заграничному» недоумку, который сочинить еще что-то может, а вот врубиться в тончайшие нюансы истинно «Деловой Жизни Сегодняшней России» ну нипочем не в состоянии!

Так что в Петербурге мне нужно было только лишь повидать внучку Катю и пошляться по Репино. А все остальное – отправка книг в Мюнхен, ностальгическое лежание на старой продавленной тахте и созерцание всех программ русского телевидения, где дикторы и ведущие изъясняются если не всегда грамотно, зато исключительно на родном, великом и могучем, – это я себе все сам напридумывал. Главным питерским манком были для меня Катя и Репино…

Я позвонил из Мюнхена в Москву своему старому товарищу, в прошлом одному из лучших кинопереводчиков-синхронистов в России (ныне – человеку деловому, главе какого-то бизнеса), и попросил его заказать мне номер в «Пекине». Площадь Маяковского, пуп Москвы, четыреста метров до ресторана Дома кино – ну что может быть лучше?!

Он же, мой дружок бывший переводчик, меня и в Шереметьево встретил. В самую что ни есть полночь. Привез меня на Маяковку в «Пекин», помог там определиться, обменять мою негустую валюту на твердые российские рубли и уехал домой – благо был уже третий час ночи.

  1