очень нудно 
59 
Ангел помолчал. Потом нехотя добавил:
– И если бы не последующие события… Вам рассказать или вы сами досмотрите?
– Сам досмотрю, – обиженно буркнул я.
Не скрою, я был слегка огорчен тем, что мой искренний порыв не нашел в этой истории применения и как-то сам по себе ушел в песок.
– Не сердитесь, – мягко сказал мне Ангел. – Смотрите. Не буду вам мешать…
…На следующий день после возвращения из Бонна и грустных посиделок в «Околице», теплым вечером девятого августа, на пороге Лешкиной квартиры неожиданно возник Гриша Гаврилиди с бутылкой дешевого полусладкого венгерского вина с нежным немецким названием «Медхентраубе», что означало «Девичий виноград»!
– Чтоб я так жил, Леха, как я наконец понял, что такое родина и Советский Союз! – невесело провозгласил Гриша, продираясь сквозь узенькую кухоньку к небольшому столику с двумя табуретками. – Я тебе не наливаю, да?
– Ну почему же? – спокойно возразил Лешка и поставил на стол сыр, помидоры и булочки. – Полстаканчика и немного водички туда – ничего страшного. С такого коктейля не загуляю.
Выпили, закусили. Гриша налил себе еще. Лешка отставил свой стакан в сторону, накрыл его ладонью.
– Уважаю, – отметил Гриша. – Так вот, Лешенька, я тебе скажу, «с чего начинается Родина»! Таки не «с картинки в твоем букваре»! А с той секунды, когда ты звунишь…
– Звони'шь, – поправил его Лешка.
– Нехай, «звон и'шь»… А тогда, когда ты звон и'шь соседке в дверь и говоришь: «Марь Ванна…» Или: «Софья Соломоновна! Магазин уже закрыт, а мне пара яиц нужна как воздух! Завтра верну три – с процентами…» Ну, так она, как полагается, над тобой пошутит, что мужик без яиц – вообще не мужик, но она таки даст тебе эти яйцы!… И тебе сразу становится радостно, что вокруг тебя такие веселые и хорошие люди… Вот это я понимаю – Союз! Это – Родина, таки с большой буквы!…
– Очень тонкое наблюдение, – улыбнулся Лешка.
Гаврилиди моментально вздыбил шерсть на загривке, опрокинул стакан «Медхентраубе» в глотку и заорал с нарочитыми «одессизмами» в голосе:
– А шо такое?! Нет, вы посмотрите! Или я не прав?! Он еще лыбится!… Шо я делал весь этот блядский день, прежде чем пришел сюда с бутылкой? Я, как последняя дворовая Жучка, весь город обегал в поисках денег под любые гарантии!…
– Ах, Гришенька, – вздохнул Лешка, – какие мы с тобой можем дать гарантии?
– О! – воскликнул Гриша Гаврилиди. – Это ж можно просто с дерева упасть – мне все отвечали твоими же словами! Я уже просил не десять тысяч, а хотя бы пять… Я придумал, что возьмем пять, поедем в Бонн,
отдадим их этому посольскому крокодилу, а про вторую половину скажем: от когда у нас будут все документы на руках, тогда он и вторую пятеру получит. С понтом – мы таки боимся за свои бабки. А как только он нам все ксивы на твой отъезд замостырит – мы будем его видеть в гробу и в белых тапочках! Пусть попробует кому-нибудь на нас пожаловаться!… Как я придумал? Детектив, бля!
– Гениально, – очень серьезно сказал Лешка. – Агата Кристи от зависти может утопиться в собственной ванне, а братья Вайнеры будут рыдать друг у друга на плече, завистливо приговаривая: «Ах, этот Гаврилиди! Как обошел нас, мерзавец… Как сюжет закрутил, сукин кот! Обалдеть можно!»
– Но пяти тысяч я тоже не достал, – упавшим голосом виновато признался Гриша.
– Я это понял, когда ты стал мне объяснять, «с чего начинается Родина», – спокойно сказал Лешка. – Рад за старуху Кристи и ребят Вайнеров. Ты не принесешь им творческих горестей. Нельзя бороться за счастье одного человека, одновременно доставляя массу неприятностей и неудобств всем остальным…
И подумал Лешка – хорошо бы Гриша ушел пораньше.
Потому что, если сегодня, девятого августа, он, Лешка Самошников, до полуночи не сделает ЭТОГО, потом у него просто может не хватить на ЭТО смелости…
– Послушай, «великий комбинатор», – сказал Лешка, – тут остались кое-какие денежки, которые Лори ссудила нам на дорогу. Сто семьдесят марок. Вот – сто, вот – пятьдесят и двадцатничек… Она в понедельник вернется из Испании, так ты поблагодари ее и отдай их ей.
– А у самого руки отвалятся? – спросил Гриша.
– Нет, конечно. Но я хочу завтра с утра пораньше электричкой смотаться на несколько дней в Золинген. Там у меня один дружок ленинградский объявился, – без малейшего напряжения тут же сочинил Лешка.
– Давай деньги и оставь телефон дружка. Мало ли что?…
– Видишь ли, Гриня, он меня сам разыскал. Сказал, что будет встречать на вокзале. А телефон и адрес его я забыл спросить. Я тебе сам позвоню, – легко и беззаботно соврал Лешка.
59 
