Последние отзывы

  115  

– Тебе когда-нибудь приходилось ухаживать за своим мужем, когда он болел? – спросила Люси, побледневшая и расстроенная, но как-то необычно спокойная.

– Да, миссис Рэйн.

– Я предполагала, что на второй день лихорадка менее мучительна, чем в первый.

– Не всегда.

Когда глаза двух женщин встретились, Люси прочитала правду на лице своей горничной: у Хита болезнь протекала намного тяжелее.

– Я… я надеюсь, мне удастся покормить его бульоном чуть позже, – медленно сказала Люси, стараясь игнорировать внутренний голос, который твердил ей, что доктор ошибся и Хит был очень серьезно болен. «Нет, он пробудет в таком состоянии день или два, а потом начнет поправляться», – уговаривала она сама себя.

Но и на следующий день лихорадка не только не отступила, а стала еще сильнее. Теперь Хит уже лежал без сознания. Находясь в постоянном бреду, он то с ног до головы покрывался потом, то дрожал jot озноба. И Люси беспрестанно обтирала его, меняла простыни и давала лекарства. Она снова послала за доктором Эвансом, который на этот раз оставался много дольше, чем в первый. Он был удручен, когда, взяв ее под руку и отведя от кровати, сказал:

– Если так будет продолжаться и дальше, нам придется обложить его льдом. Температура слишком высокая. Это очень, очень опасно.

Обернув матрац клеенкой, они обложили его снегом и льдом. Но ничто не могло облегчить лихорадку.

Люси сидела подле Хита в темной комнате, неотрывно наблюдая за совершенно незнакомым человеком, который лежал перед ней. Он бредил, произносил бессмысленные фразы, с его губ срывались имена, незнакомые ей, его речь напоминала исповедь сумасшедшего. Этот человек, так сильно страдавший, которого била ужасная лихорадка, не был Хитом, ее златовласым голубоглазым мужем. И только в редкие и очень короткие моменты ей удавалось разглядеть в нем его самого. Но этих моментов было так мало! Она разговаривала с ним, но он не слышал ее. Он задавал вопросы, но не внимал ответам. Казалось, он вернулся в то далекое время, когда еще не знал ее, и с болью в сердце Люси осознала, что он еще ни разу не произнес ее имени.

Дэймон прислал женщину из своей прислуги, чтобы она помогала Люси ухаживать за Хитом. Но Люси редко отходила от его постели, ей не хотелось оставлять его надолго с незнакомым человеком. Она заставляла себя есть и спать. Но как она могла спать, зная, что с каждой минутой он ускользает от нее?

Часто ему виделось, что он снова в лагере на Гаверноре и снова идет война. Когда это впервые произошло, Люси как раз отжимала салфетку, чтобы положить ему на лоб. Она взглянула на него и увидела, что он смотрел на нее застывшим взглядом. Сердце ее екнуло. Ей показалось, что он узнал ее.

– Воды, – прошептал он. Трясущейся рукой она приподняла его голову и поднесла к губам чашку с водой. Хит начал жадно пить. Потом лицо его сморщилось, как будто ему дали отраву, и он с отвращением сказал:

– Мы не заслуживаем, чтобы нас поили такой мерзостью. И не важно, на чьей мы стороне, но мы не скотина. – Изумленно Люси убрала чашку и вся съежилась от ненависти, звучавшей в его голосе. Хит вдруг весь передернулся. – Нет одеял. Вы что, не видите, что этот человек умирает? Тупоголовые янки… Вы забираете всю нашу еду и продаете, набивая свои карманы… а нам оставляете только хрящи и жир… – Он думал, что перед ним тюремный стражник. – Бумаги, – прохрипел он. – Дайте мне бумаги.

– Какие бумаги? – переспросила она, думая, что речь идет о какой-то рукописи.

– Еще. Продовольствие. Я сейчас им устрою.

Он просил бумагу, чтобы написать на ней. Он хотел сохранить все, что было написано во время войны. Не в силах выносить это, Люси разрыдалась.

– Хит, – говорила она; слезы лились по ее лицу. – Это я… это я, Люси. Я люблю тебя. Ты не видишь меня? Разве ты не узнаешь меня?

Ее рыдания наконец достигли его слуха. Он успокоился на несколько секунд и, не переставая качать головой, смущенно заговорил:

– Не надо. Не плачь.

– Я не могу не плакать.

– Пожалуйста, Рейн. Я сделаю для тебя все, что хочешь. Не уходи, Рейн. Ты же знаешь, как ты нужна мне. Не делай этого.

Люси вся побледнела, у нее было такое чувство, будто ее ударили. Снова Рейн. Мольба, звучавшая в голосе Хита, разрывала ее сердце на части. Она нащупала сухую салфетку и вытерла лицо, тщетно пытаясь остановить поток слез.

– Мама, мне уже семнадцать лет, – мягко пробурчал он. – Я уже мужчина. Я знаю, что ты думаешь… мама, но я люблю ее. – Внезапно раздался его оглушительный смех. – Она такая красивая. Ты же не можешь спорить с этим?

  115