21 
– Может – врача? – предложил Ласковин.
– Какое там! Он ведь и сам, можно сказать, доктор. Не согласится. Нет, постой еще минутку! Я думаю, тебе нужно к нам переехать! Поддержишь его!
– Не похоже, что он мне рад,– сказал Андрей.
– Неважно!
– Я подумаю,– проговорил Ласковин.– Может быть, вы и правы.
Спустя час, когда Андрей уходил, он все еще не был уверен, что посещение его порадовало Потмакова. Если да, то отец Егорий никак этого не показал.
Видя, насколько истончилось лицо иеромонаха, он понимал тревогу Смушко.
Если бы Андрей мог надеяться, что, будь он рядом, это поможет отцу Егорию, то немедленно оставил бы свое дело и переселился к нему вместе с Наташей. Но надежда на это была слабая.
Состояние Потмакова здорово испортило Ласковину настроение. Даже то, что Зимородинский принял его просьбу и сказал «да», не облегчало его мыслей. К Наташе он вернулся мрачный и злой. К счастью, девушка уже давно спала, и Ласковин не заразил ее своим состоянием.
К утру тяжесть ушла. Ласковина ждала работа, а жизнь кажется легче, когда светит солнце и птичий звон врывается через открытую форточку.
«Доброе утро! – мысленно поприветствовал Андрей Наташину прабабушку.– Кажется, я опять проспал до обеда?»
Глава восьмая
У мальчика были разные глаза. Когда на них падал свет лампы, они становились матовыми. Матово-голубым и матово-желтым. Вернее, золотистым. Как сплав золота и серебра.
«Кажется, он называется – электрон? – подумал отец Егорий.– Или нет?»
– Что мне сказать, чтобы тебя утешить? – спросил мальчик.
Сегодня он не был похож на ангелочка. Детское личико портил большой крючковатый клюв. Как у совы.
Когда мальчик говорил, клюв открывался и закрывался. Только к речи это не имело отношения.
Отец Егорий лежал на кровати, накрывшись по горло одеялом. Белый круг света упирался в книжную полку. На полке и сидел мальчик. Отец Егорий забеспокоился: крючки не выдержат – полка упадет на пол. Страх: если это случится, значит, мальчик действительно существует.
– Я тебя люблю,– сказал мальчик и потер ладошку о ладошку.
На руках его – детские рукавички, красные, с меховой опушкой.
На руках? Если там – руки.
– Скоро, скоро,– говорил мальчик,– мы снова будем вместе. И нам будет легко. А сейчас нам трудно. Потому что ты – слишком большой. А скоро станешь маленьким. Вот таким!
Мальчик показал, разведя ладошки.
Отец Егорий помалкивал.
– Нет, ты меня не любишь! – обиженно сказал мальчик.– Может, тебе он не нравится? – дотронулся до широкого, изогнутого книзу клюва.– Не нравится? Хочешь, я уберу?
И провел рукавичкой по лицу.
Клюв исчез. На детском личике зияла влажная воспаленная рана. Будто кто-то клещами вырвал ребенку нос и верхнюю губу.
Отец Егорий отвернулся.
– Ах прости,– извинился мальчик.– Больше не буду. Посмотри на меня! Ну пожалуйста!
Отец Егорий послушался. Знал: так или иначе он заставит смотреть.
Личико ангелочка теперь ничто не уродовало. Так было еще страшней.
«Что он задумал?» – насторожился отец Егорий.
Мальчик испытующе глядел на него. Матовые глаза казались незрячими.
«Холодно»,– подумал отец Егорий.
– Замерз? – обрадованно спросил мальчик.– Ты замерз? Хочешь, погреемся?
Он ловко соскочил на пол.
Лампа у изголовья, раструб на гибкой опоре, сама повернулась вслед за ним. Как пиявка.
– Костер? – предложил мальчик.
Он выхватил с полки толстую книгу и начал проворно выдирать из нее листы. Вырвет, сомнет, бросит. Рукавички, с виду неуклюжие, нисколько ему не мешали.
– А помнишь,– говорил мальчик,– тебе было шесть, и мы сбежали из дому. И жгли ночью костер у залива. Большой костер, помнишь? Здорово, да?
Мальчик сбросил рукавичку. Отец Егорий не успел увидеть, что под ней. Рука оказалась за пределами светового круга. Зато он услышал, как чиркнула спичка.
– Не надо! – не выдержал отец Егорий.
«Нельзя возражать! Нельзя! Ни спорить, ни возражать… Только хуже будет».
– Почему? – с невинным удивлением спросил мальчик.– Сейчас будет тепло. Мы согреемся. Ты и я. А потом все кончится. Разве ты не хочешь, чтобы все кончилось?
– Не хочу! (Молчи! Молчи!) Нет, хочу, но не так, чтобы…
– Не бойся, Горша! – нежно произнес мальчик.– Доверься мне, и будет хорошо. Смотри, как красиво!
Бумажный костер пылал. Запах дыма щекотал ноздри отца Егория.
Свет пламени озарил мальчика целиком: детская фигурка, сидящая на полу с поджатыми ногами.
21 
