119 
– Угу,– пробормотал Митяев.– Это если в ногу целить. А если в туловище, то как раз хреновый стрелок в ногу и попадет.
– Так,– сухо произнес Ласковин.– Заруби себе на ломаном носу: стрелял не я. Все.
– Все, так все,– согласился Николай.– Абреку-то про снайпера рассказать можно?
– Расскажи.
– И какие предположения?
– Да любые,– Ласковин усмехнулся.– Те же сатанисты могли человека подсадить. Или велесовские.
– Ага! Велесовский! И пальнул в Трубу!
– Может, промахнулся? – с совершенно серьезным лицом предположил Ласковин.– А может, Венька решил шефа под шумок грохнуть? Чем не вариант?
– Да пошел ты! – буркнул Митяев и зашагал быстрее.
– Да не я это, не я! – крикнул Ласковин.– Русского языка не понимаешь? Не я!
Митяев уселся за руль, полез за сигаретами.
– И нечего обижаться на пустом месте,– сказал Ласковин.
– Я не обижаюсь,– буркнул Николай, прикуривая.
Но остался при своем мнении.
– Одно хорошо,– проговорил Митяев, когда они уже подъезжали к городу.– С разборками кончено.
– Нет,– сказал Ласковин.– Еще не совсем.
– Не понял, Андрюха?
– Мне нужен главный.
– Мучников, что ли?
– С ним тоже неплохо бы провести вдумчивую беседу. Но я думаю, главный – не он.
– С чего ты взял?
– Интуиция. Уж больно мощно его отмазывают, Митяй. Какой вывод?
– Боятся, что он кого-то сдаст?
– Именно!
– И что ты предлагаешь?
– Возьму ящик водки, пачку баксов и поеду к Онищенко. Думаю, он должен знать.
Онищенко водку взял, а деньги – нет. По его понятиям, водку он вполне заслужил, «отыскав» Герасимову. А взять деньги у преступника – а он считал Ласковина именно преступником и с точки зрения равнодушного закона был абсолютно прав – Онищенко было западло. По той же причине он не назвал фамилию Кренова. Но подкинул идейку:
– Мальца своего спроси.
– Какого мальца? – уточнил Ласковин.
– Матвеева.
– А он откуда может знать?
– Он не знает,– буркнул Онищенко.– Но он знает тех, кто знает. Захотят – скажут. Не захотят – извини.
– Не захотят – заставим,– заметил Ласковин.
– Это вряд ли! – усмехнулся Онищенко, и Ласковин понял, что его догадка верна.
На этом они расстались. Ласковин поехал растряхивать Юру, а Онищенко – писать бумажки. Настроение у опера было неважное. Мучников наконец заговорил и заговорил до того гладко, что не подкопаешься. Каждая деталька тщательно увязана, и каждая деталька говорит о полной непричастности подозреваемого.
Глава шестнадцатая
Похороны Суржина (и Куролестова заодно) оплатил город. Хоронили престижно и торжественно. Мэр, правда, не приехал, но и без него шишек хватало. Последним говорил речь депутат Госдумы Кренов. Говорил очень трогательно, так, что проняло даже заскорузлые души чиновников,– у некоторых слезы на глаза навернулись от умиления.
Куролестова хоронили скромнее. Народу было человек восемь. Из родственников – только мать. Местный батюшка быстренько отчитал над закрытым гробом, друзья-сослуживцы покидали землю и поехали пить водку.
На поминки Суржина в банкетный зал гостиницы «Карелия» набилось человек двести. Тоже пили водку. Но лучшего качества.
Депутат Госдумы Кренов, он же – Великий архимаг Черного Храма Сатаны, ехал домой в сопровождении трех телохранителей и милицейского эскорта.
Господин Кренов был очень опечален и озабочен. Совсем недавно он с искренней страстью говорил о стихии беззакония, затопившей Землю Русскую. И о тех, кто отважно борется с ней. И гибнет. Депутат называл имена борцов. Много имен. Среди них был и начальник ГУВД, и все его заместители, и представитель президента, и «наш уважаемый господин мэр», и даже начальник ГИБДД области.
Фамилий Логутенкова и Онищенко депутат не упомянул, хотя знал их очень хорошо. Если бы господина Кренова спросили об этом, он ответил бы, что в первую очередь – это заслуга тех, кто организовал работу, а двое названных – только исполнители.
И уж конечно, господин Кренов не упомянул фамилии оперуполномоченного Филькина. Может быть, это характеризовало депутата Госдумы с наилучшей стороны, ведь Суржина убили, так сказать, без его санкции, а Филькину проломили череп по личному распоряжению господина Кренова. Правда, и не добили Филькина тоже по указанию Кренова. И вовсе не потому, что Великий архимаг пожалел опера,– просто чтобы не обострять ситуацию. Крови господин депутат не боялся. Чтобы занять подобный пост в сатанинской иерархии, надо пролить столько крови, что хватит на небольшую локальную войну. Большую часть ее, конечно, прольют жрецы и послушники вроде Гунина и Пархисенко. Лишь время от времени Великий архимаг должен приносить жертву собственноручно. Но, реши архимаг принести в жертву Суржина, он сделал бы это так, что все окружающие были бы уверены, что господин Суржин уехал на постоянное жительство в Австралию. Или в Антарктиду. Или, в крайнем случае, скончался от рака в Пермской областной больнице. Но господин Кренов никогда не стал бы приносить в жертву своего идеологического противника – господина Суржина. Это было бы так же нелепо, как если бы убежденный белый расист расстрелял телевизор потому, что тот сделан в Японии.
119 
