Было съедено немало вкусной и дорогой еды, выпито изрядное количество хорошего вина, и беседа за столом, вернее над ковром, стала совершенно непринужденной. У хогранов развязались языки. И друзья кое-что узнали о таинственном государстве Урнгур.
Правила Королева. Ей повиновались (до определенных пределов) Женщины селений, армия, жрецы. Впрочем, для Женщин она была первой среди равных. Единовластным и неумолимым богом Урнгура был Хаор Добрый. Он же дал Урнгуру законы, по которым следовало жить. Кстати, то, что они не должны покидать пределов отведенной им Хаором земли,– оказалось правдой. И именно он, Хаор Добрый, решил, что урнгриа – лучший из народов Мира. Почему? Пусть спросят у Хаора, раз они его слуги. Первый военный советник, Верховный Жрец, великий маг, брат богов, повелитель демонов и так далее – сирхар. Но Королева – выше. Она для сирхара – как Женщина для мужа. Эрд удивился, но тут же сообразил, что семейные отношения в Урнгуре своеобразные. Женщины селений сирхара недолюбливали и доходами с ним не делились. У них были свои, домашние, отношения с Хаором. Бог, по преданию, создал сначала их, а уж потом – мужчин, через посредство своих Дочерей. А самого Хаора создала Мать. Но ей не поклонялись – она слишком велика и могущественна. Ей не до людей. Клан жрецов имел свои земли, своих рабов, а при нынешнем сирхаре – даже своих женщин. Не настоящих, а привозных. Это было нарушением традиции, но Королева не запрещала, а Женщинам селений было все равно. Для них чужеземки были хуже мужчин. Зато Этайа, как они узнали, была как равная принята Женщиной Гнона. И Санти был с ней. Говоря о юноше, урнгурцы отпустили ему несколько комплиментов эротического толка. Первый хогран даже выразил сожаление, что столь привлекательный юноша достался женщине. И тут же сообщил, что не хотел обидеть двух гостей: они не менее привлекательны, но раз уж они слуги (понимай – соложники) Хаора, они, хограны, не решаются предложить им свою любовь. Хаор ревнив, не так ли? Друзья не стали их разубеждать. Еще бы ему не быть ревнивым! Свой собственный народ, урнгриа, он отделил от других, поселив в суровых горах, а не в изобильном Конге исключительно из-за своей ревности. Зато потом он уничтожит другие племена и подарит Мир своим возлюбленным. И может быть, это случится скоро, так как по его, Хаора, Высшей Воле нынешний сирхар одарил бессмертием девять избранных, сделав неуязвимыми для вещества и пламени.
– Так их можно жечь огнем и пронзать сталью, а им – ничего? – спросил Биорк, незаметно подмигнув светлорожденному.
Три военачальника наперебой стали рассказывать о «бессмертных», и, под влиянием выпитого, те стали могучими великанами, отращивающими новые головы и извергающими пламя.
– Это не те! – шепнул Биорку Эрд.– Те голов не отращивали.
– Раздели рассказ на восемь кувшинов,– предложил Биорк,– и ты получишь то, что надо!.
* * *
Нил, ведомый выбранным еще утром юношей-жрецом, шел по подземному коридору «собственного» Храма. Юноша нес зажженную лампу и принимал как должное то, что Нил не испытывает нужды в освещении. Пещера была естественного происхождения, но в некоторых местах расширена и украшена надписями и барельефами, в которых неизменно присутствовала мужская фигура с множеством рук, многократно превосходящая размерами всех остальных. И по искаженному гневом лику, по вздыбленным змееподобным волосам можно было точно сказать, какие чувства обуревают вырезанного в камне гиганта. Непонятно только одно: почему в Урнгуре Хаора называют Добрым.
Гнетущая атмосфера подземелья скверно действовала на идущего впереди юношу. Хотя с ним был сам воплощенный Хаор, парнишка буквально трясся от страха. Нил не разделял его ужаса. Никто в Мире не мог причинить ему вреда. Дар богов, без которого человеку не под силу совладать с демоном. Конечно, Хаор может оказаться посильней демона, но не сильней высших богов. Только одно, как сказал Нилу Трой-Странник, может отнять у воина дар неуязвимости: если он сам отнимет человеческую жизнь. Но последнее – во власти самого Нила.
Подземелье ветвилось на множество уходящих в стороны, вверх, вниз коридоров. Но проводник Нила хорошо разбирался в этом лабиринте. Опасность заблудиться им не угрожала. Зато атмосфера страха все сгущалась и достигла апогея, когда они вышли в широкую пещеру с низким потолком, похожую на вмятину от круглой лепешки. Здесь даже Нил потерял часть своей уверенности. Будто некие токи, витавшие в этом сдавленном горой пространстве, поколебали его дух. Юноша-жрец обливался потом, хотя в подземелье было довольно холодно. Лампа в его руке ходила ходуном, и тени от нее прыгали, как безумные магхары.