– Сядь! – повелительно произнесла Этайа.
И сила, которая была в голосе светлорожденной, заставила ярость молодой конгайки угаснуть. Обмякнув, она безвольно опустилась на стул.
– Оставь свою магию для мужчин,– сказала Этайа.– Мне оскорбителен твой крик. Ты поняла?
Девушка кивнула. Потухший взгляд ее блуждал по стенам комнаты. Этайа взяла кувшин с соком и плеснула гостье в лицо. От неожиданности девушка вскрикнула, вскочила. Густой сок, холодный, желто-зеленый, тек по ее груди и животу, по складкам красной повязки, туго охватившей бедра, по стройным ногам. Он лужицей скапливался у ее ноги, на голубом паутинном шелке, не пропускающем влагу.
– Полегчало? – спросила Этайа.
– Да, госпожа.
– Я скажу тебе. Да, мы ищем Санти. Я знаю, что он, может быть, еще жив. Если так, мы найдем его. (Лицо девушки посветлело.) Но не для тебя. (Ровные белые зубки впились в губу.) Согласна ли ты и теперь помогать нам?
Девушка кивнула, не поднимая глаз.
– Молодец! – похвалила Этайа. И отстегнула вуаль.
Щелчок застежки заставил гостью поднять взгляд.
– Боги! – прошептала она.– Как ты прекрасна!
Этайа ласково улыбнулась:
– У меня есть то, чего нет у тебя, но ведь и у тебя есть то, чего у меня нет, девочка.
– Это слишком сложно для меня,– тихо сказала конгайка.
– Ты – танцовщица… И не только танцовщица, верно?
– Да, госпожа.
Девушка смутилась.
– И у тебя есть друзья… Важные друзья.
– Да, госпожа.
– Они многое рассказывают тебе…
– Да, госпожа.
– Я хочу услышать о Наместнике!
Девушка смотрела на точеный подбородок Этайи.
– Наместник… не в числе моих друзей.
– Знаю. Но у него есть доверенные. Я думаю, он причастен… Понимаешь?
– Да, госпожа.
– Ты узнаешь?
– Попробую, госпожа.
– Я дам тебе денег?
– Не нужно. Денег у меня хватает.
– Не для себя. Для тех, кому есть что сказать.
– Нет, госпожа. Платить опасней.
Этайа с новым интересом посмотрела на девушку:
– А ты права. Не зови меня госпожой. Когда мы вдвоем, мое имя – Тай. А твое?
– Мара.
– Храни себя, Мара! Нет, постой! – Женщина протянула ей полотенце.– Вытрись. И будь осторожна, девочка!
– Храни себя, Тай!
VI
«Маги и люди равно совершают ошибки и, исправляя их, совершают новые ошибки, еще более опасные, а исправляя последние, совершают подчас ошибки почти гибельные. Но не следует думать, что это падение. Наоборот, сие есть – путь наверх, ибо с каждой исправленной ошибкой сила наша растет».
Лекарь воткнул золотую иглу в колено спящего Дага. Две такие же иглы уже подрагивали в правой кисти сановника. Лекарь был сухой крепкий старик невысокого роста с непроницаемым очень смуглым лицом. Вращая иглу между большим и указательным пальцами, он ввел ее на необходимую глубину и оглянулся, услышав шаги.
Нил вошел в гостиную, неся на руках Торона. Походка его потеряла кошачью мягкость, но все же могучее тело борца не слишком обременяло гиганта. Воин опустил свою ношу на тростниковый мат. Лекарь мельком взглянул на превратившееся в кровавую кашу лицо Торона.
– Нет, это не мое,– сказал он и вновь повернулся к чиновнику.
Подошедший Шинон коснулся плеча лекаря.
– Ты должен сделать все, что возможно,– сказал Начальник Гавани.– Я не хочу, чтоб болтали о том, что я не проявил милосердия в собственном доме!
Лекарь пожал плечами (ты – господин) и присел около тела борца. Достав маленькое зеркальце, он поднес его к окровавленной щели в сплошной ране, в которую превратилось лицо Торона. Серебряная поверхность осталась незамутненной. Взяв руку, более толстую, чем бедро самого лекаря, старый конгай пощупал пульс.
– Мертв,– сказал он уверенно.
И вновь занялся сановником.
Нил, расставив ноги, стоял над телом Торона. Лицо его ничего не выражало, но светлорожденный, хорошо знавший его, по неуловимым признакам понял: великан думает, и думает напряженно. Вот он опустился на колени рядом с борцом, провел рукой по круглой, как днище лодки, покрытой шрамами груди… И вдруг резко ударил по грудине основанием ладони. Звук был такой, как если бы он ударил в дно пустой деревянной бочки.
Лекарь с любопытством посмотрел на северянина. Нил положил ладонь на левую сторону груди борца, замер, словно прислушиваясь… И нанес еще три быстрых удара, не таких сильных, как первый, но достаточных, чтобы угомонить среднего мужчину. Еще какое-то время Нил держал обе руки на груди борца, потом переместился поближе к голове и погрузил пальцы в месиво, которое прежде было лицом Торона.