Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
72 
Их голоса смешались, смешались их влага и дыхание, кровь и наслаждение, пот и безумие полета.
Когда колени и локти их распрямились, а мышцы опали, они плавали в поту на мокрой постели и были так счастливы, что говорить совсем не хотелось.
– Ты меня любишь? – спросила она.
Он улыбнулся. Таня не видела его лица, но знала: он улыбнулся.
– Если ты встанешь, я поменяю постель.
– А зачем? Разве ты устала?
Таня прислушалась к себе и вдруг поняла: вовсе она не устала. Только что Тане казалось, что она пуста, как опрокинутый стакан. А сейчас в ней столько сил, что хочется прыгать и хохотать.
Валерий приподнялся на локте, посмотрел на нее, сидящую на краю постели, с влажными прядями, прилипшими к узкой согнутой спине. Она повернулась, попыталась, разглядеть выражение его лица.
«Я ужасно выгляжу»,– в ужасе подумала она и попыталась поправить взлохмаченные волосы.
– Ты красивая,– сказал Валерий.
– Врешь! – Она стремительно повернулась и прыгнула на него.
– Ты мучил меня! – крикнула она.– Ты изнасиловал бедную девушку! – Она забарабанила кулачками по его деревянному животу.
– Ага,– согласился Валерий, не пытаясь сопротивляться.– Жестоко и коварно. Хочешь мне отомстить?
– Страшно!
Таня вытерла его краем влажного одеяла, наклонилась.
– Если это месть,– сказал Валерий,– то я – невинная овечка.
– Это не месть,– Таня, оторвавшись, поглядела на него.– Это реанимация. Месть будет позже.
– Пациент скорее жив, чем мертв,– заметил Валерий.
– Уже вижу!
Таня уселась на него верхом.
– А теперь начинается месть.
Валерий с удовольствием наблюдал и осязал ее усилия. И наслаждался ими и собственным контролем. Только теперь он был отдельно, только собой. Через несколько минут, когда подруга, вскрикнув, упала ему на грудь, он обнял ее, ласково погладил по голове:
– А наоборот было лучше, правда? – осведомился он не без ехидства.
– Ну ты гад! – сказала Таня и укусила его за ухо.
– Ага,– подтвердил он.– Ползучий. Хочешь еще?
– Хочу.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Около десяти часов утра следующего дня Валерий Васильев вышел из подъезда чужого, вернее, почти чужого дома. Он не оглядывался по сторонам, поскольку душа его парила вдали от низменных проблем. Он шагнул с крыльца легко и беззаботно, как в добрые старые времена. Он радостно улыбнулся солнцу…
И тут вокруг его левого запястья будто сомкнулось стальное кольцо.
Валерий рванулся в сторону, привычно выворачивая руку из захвата. Правая его рука нырнула под куртку, к кобуре… и была остановлена такой же железной хваткой. Да и левую освободить не удалось. Нападавший умелым движением развернул Валерия к себе…
– О-о! – только и выдохнул Васильев.
Перед ним стоял Кремень и укоризненно покачивал головой. Не одобрял Валериной беспечности. Васильев покраснел, как школьник, пойманный с порнографическим журналом.
– Егорыч! А я думал…– пробормотал он.
– Ты не рад? – строго спросил сэнсэй.
– Рад, но…
– Но?
– Без всяких но, Егорыч! – Васильев расцвел глуповатой улыбкой.– Как ты меня нашел?
– Нашел вот,– усмехнулся сэнсэй.– Не бойся, только я. Другие – нет,– он выпустил ученика и сунул руки в карманы.– Ладно, поехали.
– Куда?
– Ко мне.
– Это и есть твоя квартира? – Валерий с удивлением разглядывал сначала крохотный коридорчик, потом маленькую комнату, кухню с застеленным клеенкой столом, холодильник, выглядевший ровесником Васильева.
Голые стены, голый пол. Никакого намека на то, что здесь живет мастер боевых искусств. Ни телевизора, ни радио, ни даже часов. Ни одной книги. И еще: в комнате было холодно. Между открытой форточкой и стеной раскинута затейливая паучья сеть. В уголке сидел и ее хозяин: пыльного цвета паучище. Да, не удивительно, что в квартире такой колотун.
– Можно, я не буду раздеваться? – спросил Васильев.
– Нельзя.
На кухне хозяин поставил чайник, достал буханку черного хлеба, кусок перченого сала. Нарезал и то, и другое. И ломти хлеба, и пластинки сала выходили из-под ножа идеально ровными, абсолютно одинаковой толщины, хоть микрометром проверяй. На сало сверху Егорыч набросал зелени.
Чай тоже оказался зеленым.
– Ешь.
– Я не голоден.
Васильев съел на завтрак целую сковороду яичницы с ветчиной и полдюжины тостов с сыром под горячий сладкий кофе. Снедь Кремня на вызывала у него аппетита.
– Ешь!
Валерий взял бутерброд, откусил… и к собственному удивлению умял и этот бутерброд, и еще два. И жиденький чаек тоже выпил.
72 
