ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Взорванную Васильевым дверь уже успели поменять. Оживления в доме не наблюдалось. Горела всего пара окон на втором этаже.

Зато в кабаке напротив веселье кипело.

Петренко, натянув тонкие кожаные перчатки (вторые, точно такие же, лежали в кармане Валерия), развернул гранатомет, приготовил к бою.

– Погоди,– остановил его Васильев.– Дверь они сами откроют. Я тебе обещаю. Давай к кабаку.

Мимо веселого заведения проехали не спеша. Половину улицы запрудили иномарки. Из распахнутого ресторанного зева выплескивалась музыка. Перед входом тусовались двое заметно окосевших пацанов и абсолютно трезвый швейцар в черном смокинге.

– Ага,– изрек Петренко.– Тема прояснилась. Видишь вторую дверь? Отсюда группа поддержки и вывалила. Зуб даю: они за этим окошком сидят.

– А чем оно лучше других? – спросил Васильев.

– А тем, братишка, что на нем решетки нет, а жалюзи имеются. Значит, те, кто там сидит, воров не боятся, но и сами светиться не хотят.

Петренко наморщил лоб и потер бритый затылок. Эти действия у него обычно сопутствовали мыслительному процессу.

– Сделаем так,– заявил он.– Ты, Валерик, возьмешь эту малютку,– он протянул Васильеву гранатомет,– выйдешь, отступишь к тем деревцам и шмальнешь в окошко. Сделаешь?

– Запросто. Если ты покажешь, как с этой штукой обращаться.

– Покажу. А хочешь, сам прочитай, там инструкция сбоку.

– Лучше покажи. Ладно, я стреляю, а ты что будешь делать?

– А я возьму вот это,– Петренко кивнул на автомат,– и покрошу тех, кто первым сунется наружу. А потом подхвачу тебя и мы слиняем. Годится?

– Не совсем. Хотя идея хорошая.

– А что не в тему?

– То, что надо не просто шухер навести, а объяснить мальчикам популярно, что такое хорошо и что такое плохо. Поэтому мы с тобой слиняем, но ненадолго. Сделаем кружок – и вернемся.

– А дальше?

– А дальше – по обстоятельствам. Но двери они точно откроют, за это ручаюсь. А когда они их откроют, мы с тобой, как и собирались, войдем внутрь. И еще немного порезвимся, годится?

– А почему нет?

Петренко высадил Валерия метрах в сорока от цели, на противоположной стороне улицы.

Моросил дождик. Голые ветки не защищали от капель. Мокли волосы, мокло лицо, тонкие кожаные перчатки тоже стали влажными. Валерий проследил, как джип развернулся, прокатился мимо открытого входа. Тусовавшиеся у дверей помахали ему: дескать, подъезжай.

Петренко доехал до угла, снова развернулся и подъехал. В этот момент Васильев нажал на спуск.

Действительно оказалось ничуть не сложнее винтовки. Прицелился, надавил пальцем, заряд воспламенился, и птичка улетела. Только калибр у «птички» – 72,5 мм, а в клювике – нехилый такой сюрпризик.

Взорвалась ли граната, соприкоснувшись со стеклом или уже внутри, Васильев не разглядел. Ухнуло, грянуло, загорелось. Кто-то завопил, кто-то бабахнул с испугу. Из заветной двери не выскочил никто. Зато из главного входа ломанулась целая толпа. Автомат Петренко полоснул наперекрест двумя длинными очередями, срезав швейцара, двух поддатых пацанов и еще человека три-четыре из наиболее прытких, вмиг охладив у бойцового народа желание оказаться на улице. Не говоря уже о том, что подстреленные загромоздили проход.

Джип рванул с места, тормознул около Васильева – тот впрыгнул внутрь – и с ревом умчался. Ровно через десять минут он очень тихо подъехал, или, точнее, подкрался, с другой стороны улицы.

А на улице жизнь била ключом. Носились, размахивая оружием, пьяные «быки», визжали девки, матерились бойцы чином постарше и чуток поумнее, пытаясь направить энергию в полезное русло. Постепенно им это удалось. Огнетушителями сбили пламя, стали выволакивать и грузить трупы. Мимо пристроившегося в тени джипа с рыком проносились машины. Разумеется, свежепоставленная дверь тоже открылась. Трезвая и потому более толковая охрана включилась в работу.

  95