очень нудно 
43 
– Кто говорить будет? – спросил Святослав. И посмотрел на Свенельда.
Но князь-воевода энтузиазма не выразил.
С годами осторожен стал варяг Свенельд. Мало ли чего можно ждать от этих лесовиков. Вдруг закидают стрелами?
– Я пойду! – воскликнул его сын Лют, проигнорировав неодобрительный взгляд отца.
– Я! – почти одновременно со Свенельдычем закричал Икмор.
Духарев помалкивал. Дождался, пока князь посмотрит на него, и тогда молча кивнул.
– Иди, Серегей, – сказал Святослав. – Ты – умен, удачлив, и опыта тебе не занимать. Иди!
Духарев покосился на Свенельда: все эти эпитеты были вполне применимы и к нему. Тот остался невозмутим.
– Ветку мне дайте какую-нибудь, – сказал Духарев.
Ему подали сосновую лапу.
– Что ему скажешь? – спросил князь.
– Там видно будет, – ответил Сергей. – Сначала его послушаю.
– Запомни: я не отступлю! – твердо произнес Святослав.
– Не тревожься, княже, не забуду. Дорогу мне! – и пустил Пепла сквозь строй гридней.
– Уходи прочь, рус! – закричал вятич, задирая кверху кудлатую пегую бороду. – Неча вам тута! Мы – хузарские данники!
Знакомая отмазка.
– Ты от кого говоришь? – осведомился Духарев. – От себя иль от старейшин своих?
– Я сам старейшина, и говорю от Старшего Круга! – заносчиво заявил вятич.
– Верю, – кивнул Духарев. – А скажи мне: много ль вы хузарам платите?
С коня он так и не слез, возвышался над парламентёром закованной в железо башней. Тот запнулся, но сообразил:
– Десятину![11]
Духарев не стал уличать лесовика во лжи.
– Добро, – сказал он. – Пойдете под киевского князя, он с вас двенадцатую долю возьмет. А хузар мы от вашей дани отучим.
Лоб у парламентёра пошел морщинами: ловко рус поймал его за язык.
– Все одно! – наконец родил вятич. – Хотите мимо нас по Оке идти – идите, не тронем. А в наши леса вам дороги нет!
– Значит не люб тебе великий князь киевский? – осведомился Духарев. – А ведь он дань с тебя меньшую просит (вятича слегка перекосило), и великое уважение роду вашему оказал – сам к вам пришел…
– Не люб! – буркнул парламентер.
– … А люб вам хузарский хакан, – невозмутимо продолжал Духарев, – который сидит от вас за тысячи поприщ, с племенем вашим без толмача и слова сказать не может?
– Люб! – без промедления ответил лесовик.
– Что ж, – сказал Сергей. – Ты свое слово сказал. А теперь я скажу! Великий князь Киевский, хакан Тмутараканский Святослав Игоревич ежели куда идти решил – уже не свернет. Добром ли, силой, а дань ему платить вы будете…
– Не будем! – от возмущения лесовик аж подпрыгнул.
– … Лучше, конечно, добром, – невозмутимо продолжал Духарев. Голос у него был зычный, натренированный, как и подобает голосу воеводы, поэтому слышали его и вятичи, укрывшиеся за засекой, и киевляне. – Добром, потому как не дело это – своих собственных данников бить. Но коли будете артачиться – придется вас поучить. И если кто думает, что эта куча дров, – Духарев пренебрежительно махнул рукой в сторону засеки, – остановит русскую дружину, то он просто дурачок. Князь Киевский каменные крепости брал (Тут Сергей соврал – не было еще такого. Но будет). Вот его слово: освободите путь, сопроводите нас с почетом к вашему городищу, поклонитесь Киеву – и будет он вам защитой и опорой, а дань с вас меньшую возьмет, чем хузары. Не то размечут вас вои великого князя, ворвутся в дома ваши и возьмут, что пожелают, по закону войны: богатства ваши возьмут, жен и дочерей ваших, а детей ваших, полонянников, погонят на невольничьи рынки. И пойдет русская рать по вашим землям железной бороной, повытащит всех вас, лесовиков, из самых дремучих берлог – и уж тогда такой данью обяжет вас киевский князь, какой пожелает.
– Врешь! – закричал переговорщик. – Не быть такому!
Но этот визгливый вопль выглядел совсем несолидно на фоне могучего гулкого баса Сергея.
– Почему ж не быть? Мы – не хузары-полевики. Есть под киевским князем леса и погуще ваших, есть у нас следопыты-охотники. Нынче пришел к вам князь Киевский с малой дружиной, а пожелает: кликнет и большую. Воинов у князя больше, чем белок в ваших лесах. Иль не веришь мне?
Старейшина подавленно молчал. Но кто-то на засеке не выдержал: пустил стрелу. Духарев поймал ее рукой (невелик фокус: не на бронь стрела, на белку), погрозил кулаком невидимому стрелку, сказал строго, будто ребёнку:
43 
