очень нудно 
77 
Ведьма, монотонно бормоча, раскачивалась на одной ноге. Зеленый свет трепетал вкруг нее наподобие тонкой ткани. Вдруг ведьма подпрыгнула, как укушенная, выхватила невесть откуда бубен, замахала рукой, точно крылом, затряслась. Власы ее вспушились облаком, частый стук пальцев по твердой коже смешался со звяком бубенцов.
– Ой-ба! Ой-да-ба! Гу-у-у! – подвывала ведьма.– Шемсь, шемсь, хар-хар, у-у-у!
Припадая на хворую ногу, она вертелась и взвизгивала, а зеленый свет мерцал, как крылышки мотылька.
– Кавала, ойба-да, шемсь, шемсь, гу-у-у! И-и-и-и!..
Босые пятки неровно и часто шлепали по полу. Медно рассыпался бубен.
Малец впал в оцепенение. Только глядел, как разгорается в комнате синий ведьмовской свет. В нем померкло зеленое свечение тел, зато стала видна сама ведьма – мертвеннокожая приземистая женщина с вставшими дыбом волосьями, с раззявленным ртом, подпрыгивающая по-птичьи, трясущая телесами. Голос ее выкрикивал неведомые слова, пальцы колотили в маленький черный бубен. Вихрем моталась она по комнате, словно не было лубков на ее ноге, моталась, сотрясалась, ляскала зубами. Малец еле головой успевал вертеть.
А ведьма разыгралась не на шутку. Пихнула Мальца в спину так, что он слетел с лавки на пол, на карачки. Разбуянившаяся ведьма перемахнула чрез него, захохотала, вспрыгнула прям на спину Мальца, больно ударив пятами, соскочила, подхватила на ноги, завертела вкруг себя.
Отрок и вовсе перестал соображать, только кряхтел да охал. Комната вертелась каруселью, ведьма вопила, бубен тарахтел, свет неведомый горел все ярче…
Ведьма притиснула Мальца к стене, схватила за подбородок, вздернула его голову вверх, схватила зубами за горло и сжала так, что дыхание остановилось. Малец затрепыхался, ведьма отпустила его… и вдруг цапнула, резнула клыками, как собака, прокусив кожу до крови. Малец пискнул, но, прижатый к стене, и ворохнуться не мог. Ведьма фыркнула, провела языком, широко, от ключицы Мальца до уха, слизнув кровь. И опять подхватила, закружила, заражая своим неистовством. Малец и сам не заметил, как тоже начал покрикивать да попрыгивать в такт рывкам и уханью бубна.
Ведьма взвизгнула, бросила отрока, прыгнула на лавку, оттуда – на стол, топча остатки снеди, а со стола, растопырив ноги, махнула прямо на плечи Мальца, сжав пятами его бока, а руками – голову. Малец от ее тяжести едва не грянулся на пол, но устоял как-то. А ведьма заголосила уже обычными словами:
- Ах конек ты мой конек!
- Ладный коник-быстроног!
- Острые копытца!
- Ты лети как птица!
И от ее песни Малец тяжелым прискоком пошел вокруг стола, а ведьма пинала его, елозила у него на шее, подпрыгивала и распевала.
– На волю, на волю, на вольный воздух! – завопила она, и ошалевший отрок кинулся к двери. Они выбежали в сени, причем ведьма едва не расшиблась о притолоку, из сеней – во двор. Во дворе белый огонь померк, осталось лишь зеленое свечение тел. Разгоряченные подошвы Мальца охладила сырая земля. Медведя во дворе не было, только собаки. Лохматые, ростом с годовалое теля псы с лаем запрыгали вокруг отрока. Ведьма вопила и лупила Мальца пятками, и он, тоже войдя в раж, носился кругами, вприпрыжку, оскальзываясь на мокрой земле.
Ведьма вдруг сиганула вниз. Малец от толчка кубарем покатился по земле, а когда опомнился, то увидел, что ведьма, стоя на четвереньках, совокупляется с кобелем, а второй вертится тут же и тоже норовит пристроиться. Земля под Мальцом раскачивалась, а черепа на частоколе, обернувшись, глядели сверху и смеялись.
Ведьма вскочила, отпихнула кобеля, подбежала к отроку, мокрая, грязная, опять взобралась на плечи, пинками подняла и погнала обратно в дом. Да еще вверх по лестнице. Наверху соскочила, и Малец в изнеможении повалился на пол. Последнее, что услышал,– невнятное скрипучее пение и позвякивание бубна.
Пришел в себя он тоже под бормотание ведьмы. Малец лежал на чем-то мягком, а ведьма сидела на корточках около. Голая, но тело больше не светилось. Зато горела сальная свечка.
Не переставая бормотать, ведьма запихнула ему в рот кусочек соленого кровоточащего мяса и тут же, приподняв голову отрока, влила в него горького травяного настоя. Малец наконец-то разглядел ее лицо. Нет, не старуха, но и не сказать, что молода. Не красивая и не уродливая. Непонятно какая, не похожая ни на одну из виденных Мальцом женщин.
От питья Малец опять «поплыл», зато ноги перестали болеть. Ведьма между тем встала над ним на четвереньки и тихонько заскулила. Мальцу казалось: она раскачивается вместе с полом и комнатой и только черные затененные глазницы – неподвижны.
77 
