Последние отзывы

  126  

— А вы вообще предлагаете его убить, — равнодушным голосом произнесла она. Дорн не нашелся что ответить.

— Ты заварила такую кашу, — сказал он, — что я не знаю, что делать!

И это было правдой. Он действительно не знал не только что делать, но и что сказать. Он чувствовал лишь одно — никакой ребенок ему не нужен!

— Деньги давайте и не берите в голову! — сказала Райка и фыркнула носом. — Как-нибудь все устроится. А мне пора уже и квартиру в Москве снимать, а то скоро слух пойдет по всему поселку.

— Послушай, — сказал он, — ты обещаешь, если я буду тебя финансировать, избавить меня от всех этих подробностей?

— Подумаю! — ответила ему Райка. — А то как пользоваться на халяву, так все мастаки, а как ответ держать, так в кусты! — Она выплыла из кабинета, будто груженная по самую ватерлинию каравелла.

А Дорн подумал, глядя ей вслед: «Рвать когти и искать другую работу? Не поможет. У нее адрес есть. Тьфу ты, пропасть! Это же надо было так вляпаться!» И с какой-то бесприютной тоской он вдруг понял, что многое бы отдал, чтобы никогда в жизни больше не видеть женщин.

Таня тоже первым делом заметила Мышкин костюм. В толпе прохожих, идущих к переходу метро, она увидела костюм — точно такой же, какой Филипп Иванович предложил ей купить в Париже, а в костюме женщину, в которой, только когда она подошла совсем близко, Таня не без удивления узнала Мышку. Сама Таня была в голубых джинсах и той самой курточке из шкурок с очаровательным хвостиком, болтающимся сзади, которую получила от него в подарок на день рождения. А когда Маша подошла ближе, Таня разглядела и знакомые треугольнички бровей, и круглые проницательные глаза.

«Вот те на! Так вот почему он казался мне на кого-то похожим! — чуть не сказала Таня вслух. — Как же я сразу-то не могла сообразить! Ведь Мышка-то у нас на самом деле Марья Филипповна! Отчество, встречающееся чрезвычайно редко! Впрочем, — усмехнулась она, — завести в Париже роман с отцом своей подруги, никогда до этого не встречаясь с ним, — да, такое и в самом деле предположить было трудно!»

И пока они с Мышкой обнимались, целовались и рассматривали друг друга вновь, будто раньше никогда не видели, в голове у Тани созрело решение не рассказывать Машиному отцу до поры до времени, что она, оказывается, хорошо знакома с его дочерью, а потихоньку собрать у Мышки информацию об отце.

Валентина Николаевна еще в течение нескольких суток пребывала, накачанная лекарствами, то в состоянии полубодрствования, то в беспамятстве. Иногда на короткое время она приходила в себя и видела возле своей постели разных людей.

Чаще всего она видела маму, но бывало, открывала глаза — рядом сидел отец; Барашков и Маша, сменяя друг друга, дежурили возле нее постоянно. Однажды она очнулась и услышала малознакомый голос. Открыла глаза и сразу узнала, кто говорил. Голос принадлежал Людмиле, жене Барашкова, она что-то с упорством доказывала ему. Тина всмотрелась внимательнее. Увидела мягкие каштановые кудри Людмилы, внимательный, добрый и теплый взгляд, которым она окидывала Барашкова, и с облегчением подумала, что поступила правильно, прервав свой производственный роман.

— Хорошая вы пара! — сказала она, глядя на них. — Будьте счастливы!

Но они не поняли ее высказывания, будто благословения. Тина внятно говорить не могла, да и голос у нее утратил привычные тона.

— Все будет хорошо, дружок! — наклонилась к ней Люда. — Только потерпи сейчас, пока готовят к операции! Как удалят эту опухоль, сразу будет легче, вот увидишь! У меня была родственница, у нее точно такая же штука, так она после операции прожила еще двадцать лет! И умерла потом оттого, что попала под машину!

Тина зажмурилась и подняла кверху кулак — держусь, мол! Но рука ее все еще была такая отечная, что пальцы не сжимались крепко, как раньше, и Тина подумала: «Уж пусть бы скорее операция. Я ничего не боюсь. Или туда, или сюда».

— Да она у нас умница! — включился Барашков умильным голоском, будто Тина ребенок, ей стало почему-то невыносимо это слушать, и она сказала:

— Аркадий, не надо со мной так. Я все понимаю и ничего не боюсь. Не строй дебилов ни из меня, ни из себя.

Людмила расхохоталась, а Аркадий вслушался и сказал:

— Вот теперь я тебя узнаю. Кажется, лекарства, которые мы вводим, все-таки начали действовать. А то я уже стал бояться, что ты превращаешься в растение.

— Идите все к черту! — сказала Тина.

— Астеническая агрессивность, — успокаивающе похлопала Тину по плечу Людмила. — Аркадий, мне кажется, она скоро будет ненавидеть нас всех. Так всегда бывает у больных с опухолями. Сначала приходит страх, а потом непонимание — почему жребий пал именно на них, в то время когда весь остальной мир живет, веселится и радуется?

  126