читайте - не пожалеете 
194 
— Начнешь работать — вспомнишь, — сказал Аркадий. — Только ведь работать тебе еще пока будет трудно!
— Да… Насчет работы — тоска, — протянула Тина. — Я ведь тоже пока не могу себе представить, куда пойду, когда выпишусь из больницы. Придется место искать. Знаете, — она обняла и Ашота, и Аркадия, — вот он когда-то был прав, — она прижалась к плечу Барашкова головой, — когда сказал, что пройдет время и мне снова захочется быть врачом. Мне действительно захотелось. Только в жизни всегда так — как что-нибудь захочется, так обязательно окажется, что нельзя — или рано, или поздно, или вообще почему-либо невозможно.
— Слушай, — сказал Аркадий, — а ты возьми у Людмилы адрес гомеопатической школы. Эта работа как раз для тебя. Руками делать ничего не надо. Людка только сидит, с больными разговаривает, рассматривает их, даже смешно иногда наблюдать. Потом какие-то им горошинки выписывает, жуть! До чего мы дошли! Но и деньги, между прочим, зарабатывает!
— Это ведь она помогла той больной, что в чалме в соседней палате лежала, — с убеждением сказала Тина. — После горошинок той стало гораздо лучше.
— Да черт ее знает, я в этом не понимаю! — с сомнением покрутил головой Барашков. — Надо у Людки спросить.
Его жена как раз появилась в дверях с огромным тортом.
— Люда, — спросили хором Тина и Аркадий, — к тебе еще та больная в чалме приходила? Ну та, которая об стенку головой стучала и твой телефон спрашивала.
— Не-а! — Люда была занята рассматриванием связки бананов и выгружением апельсинов.
— А почему? — удивилась Тина. — Ведь она так хотела!
— А кто ее знает? Многие так делают. Сначала хотят, разыскивают, потом исчезают. Ну, может, и лекарство на нее действует еще. Я ей сразу высокую потенцию дала! — сказала Людмила. — Тьфу ты, яблоко червивое подсунули!
— Видишь! — сказал Тине и Ашоту Аркадий и скорчил страшную рожу. — Ничтоже сумняшеся вылечили больную, над которой бились лучшие умы!
— Чего вам надо-то?! — удивилась Людмила. — Ну не понимаете в гомеопатии — и молчите. Я к вам в ваши компьютеры не лезу, и вы ко мне не приставайте! Мир — дружба! На свете столько всего еще, куда можно руки и мозги приложить, что больных на всех хватит!
— Даже мне захотелось гомеопатию изучать! — с серьезным видом сказал Ашот.
— Ну уж нет! Собрался ехать — езжай! Может, там хоть жену себе найдешь, если не работу. А нам так много умных конкурентов не надо! — Людмила собрала фрукты снова в пакет, прихватила торт и пошла к Мышке.
Вскоре все уже сидели в ее кабинете за столом, но те, кто хорошо помнил их последние посиделки два года назад, не могли избавиться от грустного, щемящего чувства.
— Вспомним Валерия Павловича! — сказала Тина. Все помолчали и выпили не чокаясь.
Владику Дорну все это было до фени, поэтому он с голодухи набросился на салат. Маша вспоминала, какая она два года назад была наивная и молодая, и ей было очень жалко ту, молодую, себя. Почему-то казалось, что наступила глубокая старость и впереди больше ничего хорошего нет.
Тина вспоминала, что, когда они сидели за тем столом, она еще была в статусе замужней женщины и понятия не имела, что будет болеть и продавать в переходах газеты и что муж ее женится на другой.
Барашков думал, что все-таки хорошо, что он сейчас сидит здесь вместе с женой Людмилой, и когда они как следует поедят и выпьют, Людка поможет собрать и помыть посуду, а потом они поедут домой, куда уже, наверное, вернется из института их дочка, и там снова, уже втроем, будут пить чай.
Ашот вспоминал, как два года назад собирался в Америку.
А Тинина мама думала, что как ни хорошо она все организовала, но все-таки надо, чтобы народ сегодня долго здесь не засиживался, потому что ей еще надо бежать домой к Леночке и мужу.
— Ой, я, оказывается, не вовремя! — раздался в дверях чей-то голос, и все, повернув головы, увидели очень пожилую маленькую женщину в брючках, в огромном золотистом парике и с ярко накрашенными губами. В руках женщина сжимала какую-то бумажку. Барашков, Маша и Дорн женщину тут же узнали. Это была Генриетта Львовна собственной персоной.
«Неужели же опять к нам залечь решила? — с ужасом подумал Владик Дорн. — Я ее в палату к себе не возьму!»
— А я к вам похвастаться заглянула! — сказала Генриетта Львовна. — На минутку! Я устроилась в больницу работать! Лифтером! Главный врач сегодня мне заявление подписал!
— А как же Америка? — удивилась Маша.
194 
