197 
«Вот он уже одевается! Вот выходит из больницы… Все! Ушел бесповоротно». Таня надеялась, что, может, каким-нибудь чудом Ашот прочтет ее мысли и вернется. И тогда она скажет ему, что между ними произошло недоразумение и, чтобы его разрешить, ему не надо уезжать так далеко, надо побыть рядом с ней и разобраться все-таки, должны они быть вместе окончательно и бесповоротно или не стоит огород городить!
— Ты ведь в Лондоне не была? — спросил Таню Филипп Иванович.
— Не была, — ответила она, думая о своем. Лондон, Мадрид — она сейчас не видела между ними разницы.
— Ну вот давай съездим, развеемся! Московский климат вызывает у тебя плохое настроение! — сказал он. — Где у тебя загранпаспорт?
— Дома. — Таня отвечала как автомат, не вдумываясь особенно в происходящее здесь, в комнате.
Уехал! Он снова уехал. А ей теперь оставаться здесь и его вспоминать! Она вспоминала его в Париже, теперь будет вспоминать и в Москве. Неужели это ее удел? Таня встряхнулась. «Какая глупость!» Она обвела комнату взглядом, будто впервые ее увидела. Не хочет же она действительно остаться здесь и работать у Мышки? Еще чего! Лондон так Лондон. Мадрид так Мадрид. А дальше видно будет. Действительно, зачем же рубить сплеча!
— Так нужно ехать за паспортом? — спросила она у Филиппа Ивановича.
— Я тебя с удовольствием отвезу! — ответил он, почувствовав перемену в ее мыслях, и они, быстро попрощавшись со всеми, вышли из комнаты.
«Значит, домой ночевать не вернется! И я опять буду одна», — грустно посмотрела Мышка им вслед.
Филипп Иванович не врал Татьяне. Последние несколько дней он приезжал один на ту квартиру, и долго-долго в той комнате, где он сидел, горел свет.
— Поможешь, Влад? — спросил брата по телефону Саша. — Тут такая история получилась… В общем, у меня сейчас в квартире одна девица, и она, кажется, загибается! Что надо делать-то в таких случаях? Желудок промывать?
— Как это загибается? — не понял Дорн. — Почему?
— Ну я ей ввел твое лекарство, — пояснил неохотно младший брат, — а она от него, кажется, того!
— Что значит «того»?! — возмутился Владик. — Ты понимаешь, что говоришь?
— Ну вот послушай, как она дышит! — Младший Дорн поднес телефон к Олиному рту. До Владика донеслись страшные, неритмичные хрипы.
— Господи, какой ты козел! — заорал Владик Дорн. — Зачем ты лекарство девчонке вводил? Ты же говорил, что опыты будешь ставить на крысах!
— Да она сама захотела. Слушай, может, ты приедешь? А то я не знаю, «скорую», что ли, вызывать?
— «Скорая» протащится два часа, — буркнул Дорн и крикнул громко в трубку: — Положи ее на пол и жди меня! Я выезжаю! — Он кубарем скатился по лестнице.
Он чуть не сбил с ног человека явно не медицинской наружности, но и непохожего на больного. Человек шел вверх по лестнице, оглядываясь по сторонам, и, найдя на двери нужную табличку, вошел в отделение, из которого только что выбежал Владик, осмотрелся и безошибочно направился на стук ножей и вилок, на шум голосов.
— Как к вам ни придешь, у вас все время пьянки! — шутливо произнес он и снял в приветствии шляпу. Во всей больнице только ему, кроме еще, впрочем, слесарей-водопроводчиков, разрешалось гулять по этажам в верхней одежде и в головном уборе. Даже главный врач и тот не ходил по отделениям не переодевшись. Но что этому человеку было за дело до главного врача? Сто лет бы он не ходил в эту больницу, если б не работа. Этот человек был известный всем следователь из районного отделения милиции, к которому была приписана больница.
Правда, с тех пор как миновали события, связанные с убийством больного кавказца и доктора Валерия Павловича, в Мышкино отделение он не заходил. Но с Барашковым виделся мимоходом. Ибо дела у следователей, как правило, связаны не с элитарными подразделениями больницы, а с хирургией, травматологией да, может быть, еще с больничной кухней. Но там скорее дела у специалистов по экономическим преступлениям.
— Не застал! — с сожалением развел он руками, обведя взглядом стол. — А ведь разведка донесла, что ваш новый американец, он же Ашот Гургенович Оганесян, сейчас должен находиться вот на этом самом месте. — И следователь действительно показал на стул, на котором еще совсем недавно сидел Ашот. Каким образом он выделил его, а не показал на те места, где до его прихода сидели Валерий Николаевич, Таня, Владик Дорн или Филипп Иванович, присутствующим было непонятно. Тем не менее следователь оказался прав.
197 
