109 
— Мне не жаль, что случилось с теми четырьмя террористами. Если бы мы полагались только на пакистанские власти, то вообще не получили бы их. Нам требовалось арестовать этих ублюдков, пока имелся шанс. И если бы мы проворонили их, они ушли бы в подполье. А значит, мы ничего не узнали бы о том, когда и где они собирались убивать наших сограждан.
— Вам действительно не жалко их?
— Нисколько.
— Даже после того, как один из них умер во время допроса?
— Ах, этот, — отмахнувшись, ответил Лэнг. — У него был сердечный приступ. Какая-то невыявленная проблема с сердцем. Он мог умереть в любое время. Он мог погибнуть, просто поднявшись однажды с постели.
Я промолчал, притворившись, что записываю его слова.
— Послушайте, — сказал Лэнг, — я не одобряю пыток. Но позвольте мне высказать вам свое мнение. Во-первых, пытки дали нам реальный результат. Я видел данные. Во-вторых, наличие власти позволяет вам уравновешивать зло. И теперь подумайте сами. Неужели две минуты страданий нескольких человек сравнимы со смертью многих? Смертью тысяч людей? В-третьих, не пытайтесь убедить меня в том, что пытки во время борьбы с террором стали чем-то уникальным в истории. Они применялись в любой войне. Единственная разница заключается в том, что в прошлом не было продажной прессы, которая повсюду трезвонила о правах несчастных убийц.
— Люди, арестованные в Пакистане, заявляли о своей невиновности, — заметил я.
— Конечно, заявляли! А что им было еще говорить?
Лэнг внимательно посмотрел мне в глаза, как будто впервые по-настоящему увидел меня.
— Я начинаю думать, что вы слишком наивны для этой работы.
Не сумев сдержаться, я язвительно спросил:
— В отличие от Макэры?
— О, Майк!
Лэнг засмеялся и покачал головой:
— Он тоже был наивным, но в другом.
Самолет начал быстро снижаться. Луна и звезды исчезли. Мы снова вошли в слой облаков. Почувствовав давление в ушах, я сжал пальцами нос и сделал несколько сухих глотков. Амелия, пройдя по проходу, приблизилась к нам.
— Все нормально? — спросила она.
Ее лицо выглядело озабоченным. Наверное, она заметила вспышку гнева своего кумира — во всяком случае, его удар кулаком по столешнице донесся до каждого из пассажиров.
— Мы работаем над моими мемуарами, — ответил Лэнг. — Я рассказал ему об операции «Буря».
— Вы записали этот разговор? — спросила Амелия.
— А разве нельзя? — поинтересовался я.
— Нам следует соблюдать осторожность, — сказала она Лэнгу. — Не забывай о том, что говорил Сид Кролл.
— Запись является вашей собственностью, — напомнил я.
— Ее могут затребовать в суде.
— Перестань относиться ко мне, как к ребенку! — рявкнул Лэнг. — И заруби себе на носу, моя милая. Я всегда говорю только то, что хочу сказать.
Глаза Амелия расширились от обиды, но она тут же опустила голову и отошла к софе.
— Ох уж эти женщины! — проворчал Лэнг.
Он сделал еще один глоток из бокала. Лед растаял, но цвет напитка остался темным. Лэнг явно заказал себе неразбавленный бренди. И тут до меня дошло, что бывший премьер-министр слегка опьянел. Я должен был воспользоваться этим моментом.
— Извините за вопрос, — сказал я. — В чем именно был наивным Майк Макэра?
— Не забивайте себе голову всякой ерундой, — ответил Лэнг.
Опустив подбородок на грудь, он задумчиво нянчил в руках свой бокал. Внезапно его голова снова дернулась вверх.
— А возьмите, например, всю эту чушь о гражданских свободах. Знаете, что я сделал бы, если бы снова оказался у власти? Я сказал бы народу: ладно, давайте создадим в аэропортах два вида терминалов. Слева вы увидите очереди на рейсы, где мы не будем проводить проверку пассажиров — никаких металлодетекторов и биометрических данных; никаких нарушений драгоценных гражданских свобод. Там не будут использовать разведывательных данных, полученных у террористов под пытками. Справа вас будут ждать очереди на рейсы, где мы сделаем все возможное для безопасности пассажиров. Пусть люди сами принимают решение, на каких самолетах им летать. Правда, великолепно? А затем мы сядем и посмотрим, в какие очереди встанут Райкарты этого мира! В какие части аэропортов они поведут своих детей, если мы на самом деле уберем систему безопасности полетов!
— Майк тоже настаивал на гражданских свободах?
— Вначале он был вполне нормальным. Но, к сожалению, идеализм у Майка обнаружился в зрелом возрасте. Как раз во время нашей последней беседы я сказал ему: «Майк, если сам Иисус Христос не решил всех проблем нашего мира, когда жил среди нас — а ведь Он был божьим сыном! — то разве можно ожидать, что я разберусь с ними за какие-то десять лет?
109 
