очень нудно 
32 
В проем арки я вижу внутренний сад, окруженный колоннадой, – перистиль. Светильники горят, тени пляшут. Темные ветви деревьев сплетаются в замысловатый узор – мне в какой-то момент кажется, что это сотни рук утонувших в болоте переплелись в последней мольбе о помощи.
Мы здесь, Гай. Мы здесь. Помоги, брат. Я почти слышу голос
Луция.
Я моргаю и просыпаюсь. Кожа моя усыпана ледяными мурашками, словно покрылась инеем. Я стряхиваю наваждение, передергиваю плечами. Правая рука все еще болит – видимо, я слегка потянул мышцы, когда убивал германцев. Я разминаю плечо пальцами и иду за вольноотпущенником Вара. Зябко.
Из открытого сада тянет холодом. Я чувствую, как замерзают ноги.
Если мертвые могут говорить… Пламя светильника передо мной дергается и на миг почти гаснет. Луций, Луций. Мой бестолковый старший брат. Мой умный старший брат. Мой мертвый старший брат.
Комната. Кровать. Уже почти засыпая, я смотрю в потолок спальни. Темный и далекий, он слегка покачивается. От усталости у меня кружится все тело, я вытягиваю ноги – блаженство!
Спать под крышей – это особое удовольствие. На чистом. На постели, усыпанной лепестками лаванды – от клопов. Пряный запах лезет в нос. Белье кажется слегка влажным и прохладным – германская сырость.
«Луций, – думаю я, засыпая. – Я найду твоего убийцу. Обещаю».
* * *
Всю ночь снилось что-то белое и беззвучное, словно я оглох.
Я открываю глаза. Надо мной – тент из белого полотна, светло. Легкий ветерок из окна заставляет трепетать веточки лаванды, вставленные в столбики кровати. Я некоторое время лежу, глядя на веточки и их трепетание, – лежу, ни о чем не думая и наслаждаясь покоем. Я в чужом доме – пожалуй, если бы не это, я бы остался и поспал еще. Но надо вставать. Сейчас, наверное, уже третий час – кажется, в дреме я слышал надорванное «пение» местных, германских петухов на рассвете…
Правое плечо побаливает, занемело со сна. Я разминаю его пальцами – под кожей словно колют мелкие острые иголочки, это почти мучительно. Затем откидываю одеяло. Мочевой пузырь по ощущениям большой и твердый, как слиток золота. Теперь надо бы донести слиток до латерны? [1] , не расплескав.
Я ставлю ноги на пол – он неожиданно теплый, застелен мохнатым толстым ковром. Цвет оранжево-багровый, восточного типа орнамент намекает, что ковер, скорее всего, приехал сюда из Сирии или Мавритании… А может быть, даже из самой Парфии. Римские владения раскинулись на половину мира. Хотя Парфия, конечно, не наша…
И мятеж в Паннонии, который сейчас подавляет Тиберий, пасынок Августа, – все это показывает, как все хрупко в нашем римском мире. Еще несколько месяцев назад Рим жил в ожидании того, что мятежники, которых набралось почти восемьдесят тысяч, вторгнутся в Италию. В городе царила тревога на грани паники. Словно козлоногий и мохнатый бог Пан где-то рядом, может быть, даже в толпе римской черни, всегда готовый затопать ногами и заулюкать, – и темная, нерассуждающая волна покатится по улицам, вымывая с лиц людей все человеческое, оставляя только животное…
Люди – нелетающие птицы с плоскими когтями. Кто это сказал? Платон? А кто еще, он, родимый.
Возвращаюсь из латерны – налегке.
Рядом с кроватью стоит на табурете таз с теплой водой. Я умываюсь, фыркаю. Мне нужно в настоящую баню – как следует распарить тело и отмыться, за время дороги я зарос грязью, как последний раб. Но сейчас и так сойдет. Плескаясь, я слышу чье-то кряхтение, поднимаю голову – капли стекают по лицу, капают с бровей. Передо мной Тарквиний. Старик держит полотенце.
– Привет, старик, – говорю я. Протягиваю руку, он вкладывает в нее полотенце.
Тарквиний что-то ворчит.
– Что? – говорю я. Не дожидаясь ответа, растираю лицо, шею, за ушами. Ф-фух. Хорошо.
– Завтрак принесут сюда, господин Гай. Местный управитель говорит, что пропретор не сможет позавтракать с вами, но просил располагать всем, что есть в доме.
Завтрак без нудных речей Вара? Прекрасно!
– Да, хорошо.
Тарквиний не трогается с места.
– Что еще? – Я бросаю ему полотенце. Он неловко ловит, я вижу бледное запястье в синих извивах вен, старческие пятна на коже. Как он все-таки стар, мой Тарквиний.
– Вас ждет тот центурион, – говорит старик. – Волтиний…
– Тит Волтумий, – поправляю я. – Подай мне чистую одежду и попроси центуриона позавтракать со мной.
Тарквиний кивает. Но не уходит.
32 
