очень нудно 
73 
По моим сильным, красивым ногам.
Свет утреннего солнца такой яркий, такой золотистый и такой прекрасный, что у меня к горлу подступают слезы. Это последнее утро, которое я вижу.
Употребив всю свою волю, я собрала остатки сил, чтобы сделать эту запись. Я намерена оставить рассказ о своем уходе из этой жизни.
Но кому?
Я умираю. Я знаю: скоро мои легкие перестанут дышать и сердце прекратит биться. И все же я уверена: конец, ожидающий меня, – это не настоящая смерть, а состояние, в которое я перейду, – не настоящая жизнь. Я ведь знаю все, что знает он. Я с некоторой грустью готовлюсь к расставанию со своим увечным телом, хотя и понимаю: сожалеть не о чем. Но эта грусть тонет в нарастающем благоговейном трепете, нарастающей радости. Мой саван станет коконом, из которого я затем выпорхну еще более красивой и уже по-настоящему бессмертной.
Мы с ним едины, едины во всем. Минувшей ночью я заранее знала, когда, под действием его чар, уснет Дуня. Я точно знала время его появления. Освободившись от ненужной сорочки, я стояла и ждала его у окна, подставив тело лунному свету. Я протянула руки навстречу его большим, завораживающим глазам, которые любовались моей кожей, серебрящейся в лунном сиянии. Я уже заметила на ней такие же золотистые и розовые крапинки, как у него.
Он опять появился из волшебного вихря лунного света. Я молча откинула с шеи свои густые волосы, зная, что сегодня он в последний раз вкусит моей крови. Он плотно намотал длинные тяжелые пряди себе на руку и резко запрокинул мне голову. Другой рукой он обнял меня за талию.
Его зубы вновь нашли маленькие ранки на шее. Я вздрогнула, когда он прокусил мне кожу, потом вздрогнула еще раз, ощутив, как его язык быстро задвигался, помогая крови выйти наружу. И она полилась. Тогда движения его языка стали медленными, сладострастными. Он был неистов в своем насыщении, и я даже стонала от боли.
Но я не противилась, а, наоборот, позволила себе погрузиться в глубокое, удивительное забытье. Мое сердце билось от волнения, я сознавала (мы оба сознавали) его ненасытность. Он вновь вел меня на самый край удивительной чувственной пропасти, на порог смерти... и дальше, на другой край этой бездны.
Я знала, какое наслаждение испытывает он сейчас, ибо позавчерашней ночью я сама изведала это ни с чем не сравнимое блаженство – осознание абсолютной власти над жизнью и смертью других, восторг соблазнения и, наконец, утоление звериного голода. О, эта яростная, кровавая радость охоты и выбранной жертвы убийства.
Он знал, с каким нетерпением я ожидаю приближения смерти, но видел в моей душе и легкое сожаление (правда, я стараюсь всячески его подавить), ведь мне суждено покинуть эту жизнь, так и не изведав всех ее удовольствий.
Насытившись (я знаю и это), он оторвал губы от моей шеи. Я всхлипнула, будто капризный ребенок, но тут же замолчала. Он приблизил свои ярко-красные, влажные от крови губы к моему уху и прошептал:
– Жужа...
В этом слове я услышала отзвуки бесчисленных миров. Я услышала скрытый вопрос и вздохнула, выразив свое согласие.
Он отпустил мои волосы, и они вновь окутали тело. Рука, обнимавшая меня за талию, ослабла. Я зашаталась и едва не упала, но сумела устоять на ногах. Мои силы истощились, но еще не до конца.
Зато моя кровь сделала его невероятно сильным. Рукой, на которую только что были намотаны мои волосы, он расстегнул одежду, разделявшую наши тела, и вновь обнажил свою широкую, мускулистую грудь. Я пригляделась: следы раны, соединившей нас, полностью исчезли.
Две ночи назад я думала, что он показал мне все. Нет. Сегодня мне предстояло еще многое, многое увидеть.
Я прожила затворницей и знала мир лишь по книгам. Помню, мне несколько раз попадалась странная фраза – le petit mort. В переводе с французского это означает "маленькая смерть". Я всегда удивлялась и пыталась разгадать смысл этих слов. Смеясь, я протянула руку к орудию своей казни: белому, холодному на ощупь, твердому и гладкому, будто отполированный мрамор. Вздрогнув от моего невесомого прикосновения, он тоже засмеялся, ибо общим внутренним взором мы увидели картину, которую мои мысли пробудили в его древней памяти.
Мы перенеслись на четыре века назад... Целый лес кольев, и на каждом – жертва, заслужившая эту страшную казнь. Там были своевольные, неверные жены, которых он своей властью воеводы приговорил к казни. Как истошно они кричали! Как упирались, когда их волокли по скользкой от весенней влаги земле мимо замка, а мой повелитель смотрел, улыбаясь в предвкушении зрелища. Чтобы справиться с одной женщиной, требовалось пятеро крепких, сильных мужчин. Двое обхватывали ее извивающееся туловище и держали руки, еще двое повисали на ногах, чтобы развести их в стороны. Если бы не конвульсии жертвы, она была бы даже прекрасна в этой позе звезды.
73 
