216 
Он согласился встретиться с ней («Утром, после девяти, если не возражаете. Мне хотелось бы выспаться») в его квартире на Бейкер-стрит.
В половине десятого Барбара прибыла по адресу, указанному рядом с именем Мэтью Кинг-Райдера и его телефонным номером. Перед ней высился большой дом, одно из тех осанистых викторианских зданий, которые в конце девятнадцатого века знаменовали переход от изобильного великолепия к более сдержанному и отчасти более замкнутому стилю жизни. В сравнении с лачугой Барбары квартира Кинг-Райдера казалась настоящим дворцом, хотя явно была результатом тех плохо продуманных реконструкций старых квартир большей площади, при которых вентиляция и естественное освещение приносились в жертву стремлению владельцев дома увеличить арендную плату. По крайней мере, такую оценку дала Барбара той квартире, где принял ее Мэтью Кинг-Райдер. Он попросил ее милостиво простить его за беспорядок.
— Я готовлюсь к переезду в собственный дом, — так объяснил он наличие всякого хлама и мусорных мешков, ожидающих приезда мусоровоза перед дверью его апартаментов.
Он проводил Барбару по тускло освещенному короткому коридору в гостиную. Там в раскрытых еще картонных коробках были сложены книги, серебряные кубки, разнообразные безделушки, небрежно завернутые в газеты, а возле стен ожидали подобной упаковки множество оправленных в рамки фотографий и рулонов театральных афиш.
— Я наконец приобщился к миру владельцев недвижимостью, — поведал ей молодой Кинг-Райдер. — Мне хватило средств только на покупку дома, и теперь приходится самостоятельно ломать голову, думая, как перевезти туда все движимое имущество. Тружусь, знаете ли, по мере сил. Отсюда и весь беспорядок. Извините. Вот, присаживайтесь. — Он смахнул на пол стопку театральных программок. — Хотите кофе? Я как раз собирался заварить себе этот бодрящий напиток.
— Спасибо, с удовольствием, — сказала Барбара.
Миновав скромный обеденный закуток, Кинг-Райдер скрылся в кухне. Она соединялась со столовой небольшим окошком, и хозяин квартиры продолжал говорить через него, насыпая в мельницу кофейные зерна:
— Я перебираюсь на южный берег реки, с которого не так уж удобно будет таскаться в Уэст-Энд. Но зато там дом, а не квартира. И славный садик, а самое главное, он принадлежит мне безусловно. Я его собственник. — Он склонил голову и с улыбкой глянул в ее сторону. — Извините. Я слегка волнуюсь. Мне тридцать три года, и я наконец-то расплатился со всеми долгами и получил документы на дом. Кто знает, возможно, на очереди женитьба. Я люблю крепкий. Кофе то есть. Вы не возражаете против крепости?
Барбара сообщила, что тоже предпочитает крепкий. Чем больше кофеина, тем лучше, если уж на то пошло. В праздном ожидании она разглядывала сложенные возле ее стула рамки с фотографиями. Большинство из них запечатлело новоявленного домовладельца в разных позах и в разные годы жизни рядом с дюжиной, а то и больше известных театральных личностей.
— Это ваш отец? — без всякой задней мысли, просто для поддержания разговора громко спросила Барбара, пытаясь перекричать завывающее жужжание кофемолки.
Кинг-Райдер, бросив взгляд в окошко, увидел, чем она занялась.
— О-о, — сказал он. — Да. Это мой папа.
Эти два близких родственника имели очень мало общего между собой. Природа одарила Мэтью всеми преимуществами внешности, которых она лишила его отца. Старший Кинг-Райдер был низкорослый и пучеглазый (явно из-за базедовой болезни), с лягушечьим лицом, украшенным двойным подбородком bon viveur[74] и бородавками сказочного злодея. Но его высокий и статный отпрыск отличался аристократическим носом, а его кожа, глаза и рот были того рода, за обладание которыми женщины платят бешеные деньги пластическим хирургам.
— Вы не слишком-то похожи, — заметила Барбара. — Вы и ваш отец.
Крутясь у плиты, Мэтью глянул на нее с грустной улыбкой.
— И правда. Внешность у него не слишком привлекательная. К сожалению, он отлично осознавал это. В детстве над ним вдоволь поиздевались. По-моему, именно поэтому он постоянно менял женщин: точно пытался что-то доказать самому себе.
— Как печально, что он умер. Я так расстроилась, когда услышала… ну, вы понимаете.
Барбара смущенно умолкла. Что, в сущности, можно сказать о необъяснимом самоубийстве?
Мэтью кивнул, но не стал поддерживать эту тему. Он вернулся к процессу заварки кофе, а Барбара — к дальнейшему просмотру фотографий. Только на одной из них отец и сын были запечатлены вместе. На старом снимке школьных времен малыш Мэтью держал в руках серебряный кубок, и на лице его сияла восторженная улыбка, а его отец с рассеянным и озабоченным видом держал в руках какую-то свернутую в рулон программку. Мэтью красовался там в прекрасном спортивном костюме с кожаным ремнем, наискосок проходящим по его груди, как у солдата времен Первой мировой войны. А одеяние Дэвида являлось его собственным вариантом форменной одежды — хорошо скроенный деловой костюм, наглядно свидетельствовавший о множестве пропущенных им важных встреч.
216 
