очень нудно 
28 
Я догадался, почему Элка не рвалась за руль, она решила поиграть в водителя: крутила воображаемый руль, вжикала как пятилетний пацан, давила на несуществующие педали и переключала передачи.
— Слушай, — заорала она, — а где ручка скоростей?! Какого черта у тебя вдруг автомат? Ученики шутки шутят? — Она так заржала, что согнулась пополам и стукнулась головой о бардачок.
— Шутят, гады! — поддался я ее веселью, обгоняя «круизер» и подрезая «чероки».
— Вот сволочи, и руль слева направо переставили! Я думаю — где руль? А руль у тебя, блин!
Я вдруг заметил, что Элка на водительском сиденье, я — на пассажирском, но руль почему-то у меня. Я рассмеялся, ну и задам я завтра десятому «в»! Все вернут на свои места.
— А ничего твоя «селедка» бегает! С места сотню рвет. Давай, махнем не глядя! Ну, ни фига себе — кожаный салон!
— Кожаный? — удивился я.
— Ни одной дырочки! Обивка как с завода. Давай, я твоим охламонам свою тачку подгоню, пусть тюнингуют!
— Это все Вован, пакостник, из моего десятого «в»…
Молоденький, игрушечный гаишник прыгнул на дорогу и взмахнул своей смешной, фаллической штучкой в черно-белую полоску. Меня задушил приступ хохота. Ну, чего он прыгает и машет маленьким таким и полосатым? Дать ему в рыло, нет, на лапу — сотню, две; пусть не бегает, не машет, а сидит в тепле и из горла хлебает пиво.
— Тпр-рр! — скомандовала Элка, натянув какие-то поводья. — Командир голосует.
Я тормознул, поймав обочину. Включил «аварийку», но заработали почему-то дворники. Они плавно и мягко поехали по стеклу, будто им не двадцать лет и у них не старая резина. Нащупав документы в кармане, я удивился: и зачем они мне? Я здоровый, сильный, веселый пес. А зачем собаке паспорт? Тем более права.
— Гав, — сказал я.
— Мяу, — ответила Элка и, согнувшись от хохота, с треском вписалась головой в бардачок.
Я взял документы в зубы и, виляя лохматым хвостом, на четвереньках выскочил навстречу смешному парню в погонах со шлагбаумом в руке. Я поскакал к нему как к верному хозяину, который дал мне команду «апорт».
— Езжайте, товарищ инвалид, езжайте! — заорал парень и замахал мне руками. — Это я не вас тормознул!
Я поскакал обратно, отметив, что четыре лапы удобнее, чем две.
Выключив дворники, я тронулся с места.
— Нет, ну ты какой инвалид? — привязалась Беда.
— У меня блохи, — пожаловался я.
— Черт, значит и у меня тоже, — погрустнела она и левой ногой попыталась почесать за ухом.
Здорово, что охламоны переставили руль. Он не достался Элке.
* * *
Дверь сарая была открыта. Ее трепал холодный ветер, и я почувствовал, как сердце провалилось в желудок, потом ниже, ниже, и, наконец, оно запульсировало в пятках.
— Дверь открыта, — сказала Беда, будто я был инвалид по зрению.
Я вдруг остро осознал, что за меня не вступятся добрые тети из Общества защиты животных, что я не пес, а тип с подмоченной репутацией, двумя именами и чужим пистолетом под своей кроватью.
Я помчался в сарай.
Я не думал, что мое нехитрое хозяйство можно так разгромить. Самодельный шкаф был открыт и болтался на одном гвозде. Пустые банки из-под кофе, стаканы, вилки, ложки, пара тарелок валялись на полу, газета, выполнявшая роль занавески, содрана, таз почему-то на столе, умывальник сорван с крючка, ведро перевернуто и даже пианино отодвинуто от стенки. Одеяло я нашел под столом.
Я кинулся к лежаку. Доска в полу, служившая крышкой для тайника, была отодрана. Пистолета не было. «Макаров» исчез, и не было смысла искать, не завалялся ли он где-нибудь среди тарелок. Я окончательно понял, что я не собака и ближайшие лет десять буду кормить не блох, а тюремных вшей.
— Вот это шмон! — удивилась Беда. — А ты говоришь — не он. Хорошо твой бомж повеселился. Отрыл «Макаров», грохнул этого Грибанова и смылся. Черт бы побрал твое человеколюбие!
Дверь заскрипела, мы вздрогнули, но это был порыв ветра. Ветром в сарай намело снега, и это добило меня окончательно — мне показалось, что жизнь моя разгромлена, как и мое жилище.
— Телефон, — еле слышно попросил я.
— Те-ле-фон! — громко позвала Беда, и ее вопль полетел в школьный двор.
Я испугался и плотно закрыл дверь.
— Обкурилась, — цыкнул я на нее, залез к ней в карман и вытащил мобильный.
Честно говоря, я не очень хорошо понимал, что собирался сделать. Звонить в милицию и сообщать, что меня обокрал бомж, которого я поселил у себя? Причем, единственное, что он взял — это мой любимый, заряженный тремя боевыми патронами пистолет Макарова, который я незаконно храню под кроватью?
28 
