11 
Жаль только, сегодня вышло не как обычно.
Очнувшись, девушка завизжала и забилась, силясь вырваться из моей хватки. Говорят, у безумцев сил прибывает втрое против обычного. Не знаю, какого рода безумие овладевает женщинами, когда они превращаются в «паучих», но вряд ли менее сильный человек, чем я, удержал бы ее. Сжав пальцы лодочкой, я коротко ударил ей в солнечное сплетение. Раздалось шипение, будто прокололи надутый бычий пузырь, она затихла. Я завернул ей руки за спину и поволок к кровати, намереваясь разорвать покрывало на полосы и связать безумную покрепче. «Паучиха» сделала судорожный вдох и сипло задышала. Ниточка слюны, никак не желая оторваться от подбородка, свисала до пола.
Лицо саднило, я был жутко зол и едва сдерживался. Не хватало еще разорвать шлюху в клочья! Ей повезло, что я помнил, заставлял себя помнить — из нас двоих в этой комнате сейчас только я оставался человеком… хотя бы отчасти. Она же была просто самкой паука в человеческом обличье. Самкой, которая должна выполнить предписанное ей природой: убить и сожрать самца.
Я дотащил ее до кровати, еще недавно сотрясавшейся в такт нашим телам, бросил лицом вниз и уперся коленом в спину чуть выше поясницы — чтобы не дергалась. Затрещала раздираемая на лоскуты материя. Девица слабо завозилась, вновь обретая волю к жизни и — к убийству.
— Лежи спокойно, — зачем-то сказал я.
Естественно, она меня не услышала. Но это уже ничего не меняло.
Никто не умеет пеленать свои жертвы так ловко и быстро, как пауки. Я управился лучше, чем любой из них. Путы надежно стянули пленнице руки и ноги. Даже перевернуться на спину она бы не смогла.
Хоть что-то сегодня было сделано хорошо!
Остатками простыни я вытер с лица пот и кровь. Демоново отродье! Еще немного — и мои глаза сделались бы украшением ее коггей.
«Паучиха» повернула голову. Бешеные глаза с неестественно расширенными зрачками прожигали меня насквозь. Девушка открыла рот и зашипела.
«Надо бы сделать кляп, — подумал я, натягивая штаны, — а то…»
Да, это надо было сделать…
Безумный крик ввинтился в воздух. Крик, в котором не было ничего человеческого, только неизбывная ненависть, жажда крови и отчаяние. Пауки так кричат? Кричат ли они вообще?
Вот стерва! Сейчас весь бордель поднимет! Я прыгнул к девке и ладонью зажал ей рот.
Поздно. Вскоре послышался топот многих ног в коридоре и на лестнице. Неслись ругательства, кто-то кого-то звал, кто-то сыпал проклятьями, раздалось несколько испуганных женских возгласов, некий бас стал выяснять, что тут, к демонам, происходит?! И вот уже все это приближается к нашей убогой комнатушке.
Пистолет! Я потянулся было за оружием, но проклятая тварь вдруг исхитрилась вцепиться в мой большой палец с такой силой, что едва не перекусила его! Рывок стащил девушку на пол, кровь потекла по губам, но «паучиха» все равно не разжимала зубов.
В дверь уже били плечом, и хлипенький засов едва ли мог пережить несколько ударов.
Рыча от боли, я свободной рукой взял безумную за нижнюю челюсть, сдавил пальцами с двух сторон так, что хватка разжалась сама собой. Девица исходила пеной от бешенства. Я толкнул ее обратно на кровать, усилием воли подавив желание свернуть эту тонкую шею. Повернулся к своим вещам…
…и уставился в круглое дуло старомодного пистоля, уверенно целящего мне аккурат между глаз. По другую сторону пистолета находился здоровенный детина. Неровно остриженные русые волосы торчали во все стороны. На поясе у него висела небольшая дубинка, обтянутая кожей. Местный вышибала.
— Вот как, господин хороший? Портим, значит, чужой товар? — хрипло спросил детина.
Топот в коридоре усилился, за спиной вышибалы выросло несколько одинаковых рож — широких, краснощеких и довольно туповатых.
Вот и гвардия подоспела.
— Любим, значит, девиц бить и связанными потчевать? А платить за это, значит, не любим?
— Глянь, перья кругом! И одеяло разорвал! — встряла одна из рож. — Порча имучества! За такое дело надо этот, как его… штрах! Гони штрах, образина разрисованная!
Остальные радостно загудели, предвкушая развлечение и поживу. Оправдываться было бессмысленно. Во-первых, никто не поверит. А во-вторых, никто просто не станет слушать.
Я понимал, кого они видели перед собой — полуголого, татуированного с ног до головы варвара с серьгой в ухе; с волосами, заплетенными на килийский манер в толстую ко роткую косу. Бродяга, перекати-поле, которого, случись что, никто не станет искать. Такого можно безнаказанно избить — был бы повод (а можно и без него!), ограбить да еще сдать местному префекту, как разбойника, портящего чужое «имучество». Я сжал кулаки, прикидывая расстояние до своих вещей. Конечно, вышибал всего четверо, но огневая мощь обычно резко увеличивает шансы на победу. Тем более что у противников оружие имелось.
11 
