очень нудно 
64 
Мне положительно везло.
Едва переступив порог заведения (зазывала, смерив меня взглядом, не потрудился даже отодвинуться от двери, пришлось проскальзывать так), я сразу почувствовал присутствие братьев, а потом увидел их. Двое мужчин, карикатурно противоположных друг другу по внешности: один длинный и тощий как жердь, другой — приземистый и весь какой-то бугристый, не то от мускулатуры, не то от складок жира. На длинном был кожаный колет с высоким воротом, скрывавшим татуировку, завитки которой выползали на подбородок. Приземистый носил что-то вроде монашеской рясы, полностью закрывавшей руки и ноги. Его Тотем на лицо не выходил.
В том, что именно этих двоих Мастера отрядили в Наол, была своеобразная ирония: Цапля и Жаба должны были работать вместе.
— Все-таки боги меня не любят! — вместо приветствия скривился Цапля. — Ну почему из всех слуг Каддаха Мастера выбрали именно тебя?!
Голос тощего прозвучал негромко: не дай бог кто посторонний услышит упоминание истинного имени Зверемастера, однако по движению губ я догадался, что было сказа но. Потому что сам подумал совершенно то же самое!
Надо же было из всех слуг Тотемов выбрать именно Цаплю!
Быть может, те, кем мы были, прежде чем принять рабство Тотемов, сталкивались в прошлой жизни — и в памяти, затворенной Мастерами, остались не самые приятные впечатления от той встречи. Иначе откуда такая неприязнь?
Чтобы почувствовать застарелую — чуть не на уровне инстинктов — ненависть друг к другу, оказалось достаточно встретиться глазами.
Совместные действия во славу Сагаразат-Каддаха лишь укрепили наши чувства. Меня раздражали кураж и кровожадность, с которыми Цапля пускал в ход свой Тотем, а его — моя сдержанность и холодность.
— Приветствую вас, братья.
Я подошел к столу и опустился напротив долговязого. Жаба, со скучающим видом сидевший в углу, вытянув ноги к огню, только чуть качнул головой. Цапля же скривил губы и потянулся за кружкой с наверняка бессовестно разбавленным вином.
— Из всех хороших Тотемов Мастера сумели выбрать для этого задания изрядный кусок дерьма, — сказал он.
— Если тебя это утешит, я разочарован ничуть не меньше!
Я успел на долю мгновения раньше и выхватил кружку у него перед самым носом.
Пальцы Цапли сграбастали воздух.
Ухмыльнувшись, я поднес кружку к губам, но в ту же секунду она разлетелась на десяток мелких черепков, забрызгав содержимым мой новый камзол. Оскалившись, Цапля опустил руку. Черная лента татуировки живой змеей скользнула по предплечью ублюдка и спряталась под обрезанным Рукавом.
Я знал этот его фокус.
Тотем Цапли выстреливал на расстояние до двадцати футов узкую черную ленту, прошибающую любой доспех и любую магическую броню. Это требовало предварительной подготовки, волевого усилия и отдавалось в теле приступом страшной боли — знаю по себе. Ощущения при отделении тотема от кожи такие, словно из тебя живьем выматывают жилы. Однако Цапля за годы службы научился пользоваться своим оружием с поразительным мастерством. Равных ему я, по крайней мере, не знал.
— Ты идиот? — осведомился я, отряхивая камзол и незаметно оглядываясь.
Многие посетители «Беспутной вдовушки» обернулись на звук, с которым разбилась кружка, но как это произошло, по всей видимости, никто заметить не успел. Впрочем, что о них говорить — даже я не успел различить бросок смертоносной ленты Тотема!
Цапля продолжал скалиться.
— Может, остынете? — скучным, чуть надтреснутым голосом спросил наш третий собрат. — Сперва провернем дело, а потом можете друг другу челюсти посворачивать… если, конечно, Мастера не против. Они не любят, когда ломают их орудия.
— Только их воля и сдерживает меня — иначе бы уже пустил ему кровь, — прошипел Цапля.
— Когда-нибудь у нас будет шанс, — спокойно произнес я, усаживаясь на скамью. — Обещаю, я своим непременно воспользуюсь!
— Только не забудь обрадовать меня известием, что такой день пришел!
Мы обменялись красноречивыми ухмылками.
Третий отодвинулся от камина и сел рядом с Цаплей. Его лицо, усыпанное пятнами оспы и многочисленными бородавками, как нельзя лучше соответствовало прозвищу — Жаба. Впрочем, прозвище ли соответствовало облику, или облик отражал ту животную сущность, что вытащили наружу служители Зверемастера?
До того как принять рабство Тотема, это был матерый разбойник и жестокий убийца, отправивший на тот свет немало честных (и куда больше — бесчестных) людей. Его голова была предметом самого настоящего торга между десятком городов. И мне доводилось слышать о высокородных семьях, чьи главы дали страшную клятву хоть из-под земли достать человека, нанесшего им кровное оскорбление.
64 
