36 
– Нет.
– Ты не представляешь, как «да»!
Он нацепил ей на шею ещё что-то тяжёлое, блестящее и холодное, будто сделанное изо льда.
– Нет. – Катерина перевернулась на живот, нащупала между подушек прохладную сталь пистолета и подумала вдруг, что Алексей, их штатный фотограф, полжизни отдал бы за такой кадр. Она – темнокожая, голая, по-африкански буйно-кудрявая, усыпанная бриллиантами и жемчугом. Он – ослепительно белый, с порочным красивым лицом, с повязкой чуть ниже талии, а между ними – оружие. ТТ, наверное, или Макаров. Жизнь – самый умелый постановщик кадров, самый непредсказуемый режиссёр…
– Нет, – засыпая, пробормотала Катя. Последнее, что она видела – его смеющийся серый глаз.
– Нужно говорить «да», – одними губами сказал Матвей, но Катерина его уже не услышала.
Ей приснился Сытов. Он трепал её по затылку, хмурился, и сердито говорил «Дрянь». Катерина пыталась уклониться от его руки, но не могла, и рука с затылка переместилась на её горло. «Дрянь!» Он стал срывать с неё диадему, серёжки, бусы, ожерелье изо льда… «Дрянь! Это мои бриллианты!» – закричал Сытов, но это был уже не Сытов, а Роберт Иванович, он шарил по её телу, искал ниточку на животе, чтобы потянуть за неё, чтобы шов разошёлся, и чтобы Катино нутро стало доступно его рукам. «Дрянь, ты не смеешь ревновать его к темнокожим туземкам!» – крикнул Роберт Иванович. Но это был уже не Роберт Иванович, а скелет с дыркой во лбу, и не скелет, а ящерица, которая дико вращала глазами и искала, что бы схватить своей пастью, потому что свой камень она потеряла.
Катерина открыла глаза и увидела над собой небесно-голубой потолок. Она специально заказала себе именно голубой потолок, чтобы никогда и ничто в этой квартире не напоминало ей белую больничную безнадёжность. Ещё она попросила нарисовать на потолке облака и летящую стаю птиц. Это было пошло, но зато есть, во что упереться взглядом, когда открываешь глаза.
Сегодня всё было бы как всегда, если бы… если бы вокруг не валялись ювелирные изделия, стоимость которых было страшно представить, а рядом не сопел голливудский блондин, от вида которого почему-то тоскливо и жалостливо сжалось сердце. Он лежал на боку, подтянув к подбородку колени, улыбался во сне и совсем не тянул на злодея.
Катерина вскочила с кровати, по привычке шагнув к тренажёру, но остановилась и глазами нашла часы. Было девять утра – время, в которое она обещала появиться у Роберта.
– Вставай! – она тряхнула Матвея за голое плечо. Он пробормотал «Есть, товарищ генерал-майор!» и натянул на голову одеяло, оставив голыми длинные, узкие, совсем не суперменские ступни. Высказывание про генерал-майора слегка озадачило Катерину, но она тут же решила, что парень грезит армейскими подвигами, тогда как в жизни обходится криминальными.
Будить его она больше не стала. Сам проснётся. Катерина сняла с себя диадему, бусы и ожерелье, в которых заснула. Вот только серёжки ей очень понравились. Так понравились, что она решила их не снимать. Пусть останутся у неё в ушах – виноградные грозди бриллиантов. В конце концов, она имеет на них полное моральное право.
Кофе она решила не пить. И в душ не пошла. Сегодня всё не так, как всегда. Она поедет к Роберту и скажет, что будет верна ему по гроб своей жизни. Или его жизни? Она останется у него навсегда, а эту квартиру сдаст за бешеные деньги какому-нибудь иностранцу, может быть даже Найобу – послу неизвестной республики.
Катерина взяла листок бумаги, тот самый, с рисунком бабы Шуры, и написала на нём: «Проваливай. Проваливай! Проваливай!!! Мне не нужны никакие сокровища. Мне не нужен ты. Я никогда не стану тебя ни к кому ревновать, не буду удить с тобой рыбу, не буду маяться с тобой в одном бунгало на берегу океана. Проваливай. Я никому ничего про тебя не скажу. Лечись, скрывайся, продавай бриллианты, уезжай из страны и будь осторожен. Проваливай!» Она подумала немного и дописала: « Кофе на полке, еда в холодильнике, душ в ванной, в шкафу найдёшь какую-нибудь одежду. Дверь просто захлопнешь». Что ещё? Да, пистолет. Катерина откопала его в сбившемся одеяле и… спрятала в мусорном ведре. Неоригинально, конечно, но больше в голову ничего не пришло. Что ещё? Да, пожалуй, она прихватит ещё вон то ожерелье, которое холодит как лёд. Имеет полное право. Катерина запихала его в сумку. В своей жизни она всегда найдёт место роскоши.
Катерина выбрала самое лучшее, самое красное платье. Даже не покрутившись перед зеркалом, она зачем-то перекрестилась и вышла из квартиры. По привычке припустила с лестницы бегом, но на двенадцатом этаже обнаружила, что лифт заработал. Она добросовестно им воспользовалась и благополучно добралась до первого этажа.
36 
