Последние отзывы

  20  

Саймон, стоя у плиты и мешая деревянной ложкой томатный суп, бросил на жену беглый взгляд. Видимо, он истолковал ее неразговорчивость как тревогу, потому что сказал:

— Все может оказаться совсем просто.

— Что значит «просто», когда речь идет об аресте?

— Я хочу сказать, ничего страшного. Какая-нибудь авария. Или похожее на кражу недоразумение в универсаме. Что-нибудь в этом роде.

— Зачем ему идти в американское посольство из-за кражи в магазине, Саймон? И вообще, она ведь не воровка.

— Ты в самом деле хорошо ее знаешь?

— Я хорошо ее знаю, — сказала Дебора. Но этого ей показалось мало, и она с нажимом повторила: — Я очень хорошо знаю Чайну Ривер.

— А ее брата? Этого Чероки? И что это за дурацкое имя?

— Так его назвали при рождении, по-моему.

— Родители из лета «Сержанта Пеппера»?

— Ммм. Их мать была радикальной… что-то вроде хиппи. Нет. Погоди. Она боролась за охрану окружающей среды. Вот. Это было еще до того, как я с ней познакомилась. Она сидела на деревьях.

Саймон посмотрел на нее искоса.

— Чтобы их не срубили, — объяснила Дебора просто. — И отец Чероки — у них разные отцы — тоже боролся за охрану окружающей среды. Или нет?

Она задумалась, пытаясь вспомнить.

— Он, кажется, привязывал себя к рельсам… где-то в пустыне.

— Вероятно, рельсы тоже нуждались в защите? Видит бог, они вымирают со страшной скоростью.

Дебора улыбнулась. Из тостера выскочили тосты. Она взялась намазывать бутерброды, а Пич выбралась из своей корзинки в надежде, что и ей немного перепадет.

— Я не слишком хорошо знаю Чероки. Не так хорошо, как Чайну. Когда я жила в Санта-Барбаре, то ездила на праздники к ним домой, там я с ним и познакомилась. Семейные праздники. Рождественские обеды. Новый год. Банковские праздники. Мы приезжали в этот… Ну, где жила ее мать. Город, как цвет…

— Цвет?

— Красный, зеленый, желтый. А, оранжевый. Ориндж. Ее мать жила в Ориндже. Она всегда готовила индейку с соевым творогом на праздники. Черные бобы. Бурый рис. Пирог из морских водорослей. Гадость кошмарная. Мы притворялись, что едим, а сами под каким-нибудь предлогом сматывались из дома и ехали искать какой-нибудь ресторанчик, где было открыто. Чероки знал несколько весьма сомнительных, но зато замечательно дешевых мест.

— Это его положительно характеризует.

— Тогда я с ним и встречалась. Всего раз десять, наверное. Правда, один раз он приезжал в Санта-Барбару и провел пару ночей на нашем диване. Их с Чайной тогдашние отношения можно назвать любовью-ненавистью. Он старший брат, но всегда вел себя как младший, а Чайну это бесило. И еще она пыталась его опекать, а это бесило его. А их мать… она, в общем-то, и не была им настоящей матерью, если ты понимаешь, о чем я.

— Слишком занята была деревьями?

— И не только. Она была, и в то же время ее не было. И это… как бы роднило нас с Чайной. То есть не только это. Фотография. И другие вещи. Но мы обе выросли без матери.

Дебора резала хлеб, а Пич сидела, с надеждой уткнувшись мокрым носом ей в лодыжку.

Саймон выключил газ и прислонился к плите, глядя на свою жену.

— Тяжелое было время, — сказал он негромко.

— Да. Но, — она моргнула, и на лице промелькнула улыбка, — мы, кажется, уцелели.

— Это верно, — подтвердил Саймон.

Пич оторвалась от ноги Деборы, подняла голову и навострила уши. На подоконнике над раковиной большой серый кот по кличке Аляска, до сих пор безучастно наблюдавший за тем, как дождь рисует на стекле дорожки, похожие на червячков, встал и с ленивой кошачьей грацией потянулся, не сводя глаз с лестницы у старого буфета, на котором проводил иногда целые дни. В следующий миг где-то наверху скрипнула дверь, и такса подала голос. Аляска соскочил с подоконника и удалился в поисках спокойствия в кладовую.

— Дебс? — позвал Чероки.

— Мы здесь, внизу, — крикнула она. — Приготовили тебе суп и бутерброды.

Чероки присоединился к ним. Вид у него стал куда лучше. Он был на пару дюймов ниже Саймона и шире в плечах, но халат и пижама сидели на нем превосходно, и дрожь прошла. При этом он был бос.

— Ой, что же я про тапочки не подумала, — сказала Дебора.

— Не надо. Я привык, — ответил Чероки. — Вы меня так хорошо приняли. Спасибо вам большое. Обоим. Кто угодно напугался бы, когда я так ввалился сегодня вечером. А вы молодцы, глазом не моргнули.

  20