Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
79 
Эта бабка, по всей вероятности, считает, что Таня недостаточно хороша для ее Игореши. Старуха думает, что Игореша не мог от такой потерять голову.
– Остановите машину, – приказала Таня старухе.
– Что такое? – Ирина Петровна притормозила.
– Остановите, остановите! Вон у того киоска.
– Но...
– Делайте, что я говорю! Вы же за Васю, а Вася всего лишь шофер.
– Как скажете, – пожала плечами Ирина Петровна и остановилась там, где указала ей Афанасьева.
Таня выскочила из машины и побежала к киоску.
– Мне мороженого. Коробку, – сказала она продавщице, протягивая деньги.
Коробка оказалась тяжелой и она с трудом дотащила ее до машины.
– Держи! – сказала она, бухнув мороженое к ногам пацана. – Только смотри, чтоб твой диатез не разгулялся.
– Класс! – восхитился Вовчик. – Ма, а она ничего, симпатичная!!
Мальчишка был черноволосый, с правильным белоснежным личиком, с красивыми глазами, обрамленными пушистыми ресницами. Вылитый Флек. Но еще не собака, а только щенок.
– Чокнутая! – захохотала Ирина Петровна. – Нет, ну чокнутая!! А еще утверждает, что она замужем. Вовчик, мы ее отобьем! Ведь отобьем, Вовчик?!
– А то! – заорал пацан, запихивая мороженое во встроенный холодильник.
Остаток пути они проехали молча.
* * *
Овечкина Таня узнала сразу.
Глеб показывал ей главного редактора на фотографиях.
Главный был личностью колоритной – высокий, широкоплечий, с седой прядью в каштановой шевелюре и мужественным лицом. Глаза у него, правда, были глубоковато посажены, смотрели слегка исподлобья, но это только придавало ему значительности.
Овечкин сидел на скамейке, на самом краешке, сцепив в замок руки, и напряженно смотрел на дорожку, ведущую от кафе.
Сычевой рядом с ним не было.
Она выехала на сорок минут раньше, но ее тут до сих про не было!
– С ней что-то случилось, – дрогнувшим голосом сказала Татьяна.
– Что-то не так? – поинтересовалась Ирина Петровна, прикуривая очередную сигарету.
– Боюсь, с ней что-то случилось. Боюсь, боюсь, – Афанасьева скомкала на коленях юбку. – Раз она до сих пор не приехала, с ней что-то случилось! Говорила же я, что нельзя ехать одной!!
– Ма, знаешь, какое мороженое самое вкусное?
– Какое? – не оборачиваясь, спросила Ирина Петровна.
– Которое называется «На халяву». И представляешь, у меня его целый ящик!!
– Я не очень в курсе, что происходит, – сказала Ирина Петровна Тане, выпуская тонкую струйку дыма. – Я могу чем-то помочь? Или я Вася, а Вася всего лишь шофер?
– Сидите. Сидите и ждите меня здесь. И ты, Татьяна, жди. Я поговорю с Овечкиным и мы что-нибудь с ним придумаем. – Афанасьева стала вылезать из машины.
– Эй, тетя! Мороженым я объелся, теперь шоколада хочу!!
Таня быстро пошла по дорожке, к скамейке.
Было уже довольно темно, но первые фонари еще не зажглись. Сумерки сгустились так, что очертания предметов потеряли четкость. Таня видела, что Овечкин заметил ее, но он смотрел равнодушно – откуда ему было знать, что она жена Афанасьева? Лично они никогда не встречались, а Глеб вряд ли держал на рабочем столе ее фотографию. Борис Борисович скользнул по Тане невидящим взглядом и опять стал всматриваться вдаль, туда, где останавливались маршрутки.
Таня побежала.
– Борис Бори...
Договорить она не успела.
Сзади послышался дробный топот. Потом что-то мелькнуло у нее перед глазами. Потом сильно сдавило горло. На лицо опустилась повязка, в нос ударили удушающие пары эфира. Сознание стало таять, как сахар на сковородке, становясь тягучим, расплывчатым и приторно сладким. Она не умрет – подсказали ей остатки этого расплывчатого, липкого сознания.
Она не умрет, потому что все, что с ней сейчас происходит, видит Овечкин, видит Ирина Петровна и юная пассия Глеба. При таком количестве свидетелей ее не могут убить!
А еще она не умрет потому, что маленький Флек должен дождаться самого вкусного шоколада на свете под названием «На халяву»...
* * *
Сычева опаздывала.
Она бежала босиком по московским улицам, проклиная свою привычку часто курить и пить ведрами кофе. Сердце давало сбои, а грудь терзала одышка.
Прохожие расступались, безропотно уступая дорогу. Нет в мире более понятливых пешеходов, чем москвичи. Бежит девушка босиком – значит так надо, дай дорогу, посторонись и не вникай в подробности. А то наживешь проблем на свою голову.
79 
