очень нудно 
34 
Суворин все это уже читал: личное дело, извлеченное из архива, несколько газетных вырезок, статью из «Кто есть кто» — и сейчас пытался сопоставить биографию с внешностью человека в плаще, выходящего из дома. Зернистость фотографии создавала приятное ощущение, будто это происходит в 50-е годы: мужчина с сигаретой во рту, устремивший взгляд на другую сторону улицы, казался слегка потрепанным французским актером, играющим роль полицейской ищейки. Непредсказуемый. Имя прилипает к человеку, потому что оно подходит, или же человек подсознательноподстраивается под имя? Непредсказуемый, избалованный, ленивый мальчишка, обожаемый всеми женщинами в семье, изумивший учителей, получив стипендию для обучения в Кембридже, — первую за всю историю существования его школы. Непредсказуемый, студент-забулдыга, который через три года без особых усилий заканчивает учебу с лучшим в году дипломом по истории. Непредсказуемый, который вдруг появляется у дверей одного из самых опасных людей в Москве. Хотя, будучи иностранцем, естественно, чувствует себя неуязвимым. М-да, с этим Непредсказуемым надо держать ухо востро...
— ... стипендия для обучения в Гарварде — тысяча девятьсот семьдесят восьмой; принят в Московский университет по программе «Студенты — за мир» — тысяча девятьсот восьмидесятый; контакты с диссидентами — см. Приложение «А» — потребовали перевода из «буржуазного либерала» в «консерватора и реакционера»; докторская диссертация: «Земельная собственность. Поволжское крестьянство в семнадцатом — двадцать втором годах» опубликована в восемьдесят четвертом; лекции по современной истории в Оксфордском университете — с восемьдесят третьего по девяносто четвертый; в настоящее время живет в Нью-Йорке; написал для тома «Оксфордская история Восточной Европы» статью «Крах Советской империи», опубликована в девяносто третьем; многочисленные статьи...
— Ладно, Нетто, хватит, — сказал Арсеньев, махнув рукой. — А то уже поздно. Мы его пробовали прощупать? — спросил он Суворина.
— Дважды, — ответил тот. — Первый раз — в университете, в восьмидесятом. И второй раз в Москве, в девяносто первом, постарались купить его на демократию и новую Россию.
— И что?
— Вы не смотрели отчеты? Я бы сказал, что он рассмеялся нам в лицо.
— Мы считаем, он работает на Запад?
— Едва ли. Он опубликовал статью в журнале «Нью-Йоркер» — она есть в его досье — о том, как ЦРУ и Британская секретная служба пытались завербовать его. Кстати, весьма забавное произведение.
Арсеньев насупился. Он не одобрял шумихи в прессе ни с той, ни с другой стороны.
— Женат? Дети?
— Был трижды женат, — снова встрял Нетто. И взглянул на Суворина. Тот жестом дал понять: валяй дальше, он согласен на место во втором ряду. — Студентом, женился на Кэтрин Джейн Оуэн, брак расторгнут в семьдесят девятом. Вторично — на Ирине Михайловне Пугачевой в восемьдесят первом...
— На русской?
— Украинке. Брак, несомненно, по расчету. Ее исключили из университета за антигосударственную деятельность. С этого начались контакты Келсо с диссидентами. В восемьдесят четвертом она получила визу.
— Значит, мы на три года задержали ее отъезд в Великобританию?
— Нет, товарищ полковник, это англичане волынили. К тому времени, когда они ее впустили, Келсо уже жил с одной из своих студенток, американкой, стипендиаткой Родса. Брак с Пугачевой был расторгнут в восемьдесят пятом. Теперь она замужем за дантистом, живет в Гламорганшире, графстве в Юго-Восточном Уэльсе. На нее есть досье, но, боюсь, я...
— Не гоношись, — сказал Арсеньев. — Иначе мы потонем в бумагах. А третий брак? — И он подмигнул Суворину. — Настоящий Дон Жуан!
— Маргарет Медлайн Лодж, американская студентка...
— Та самая стипендиатка Родса?
— Нет, другая. Он женился на ней в восемьдесят шестом. В прошлом году брак был расторгнут.
— Дети?
— Два сына. Живут с матерью в Нью-Йорке.
— Вот это малый! — заметил Арсеньев, у которого, несмотря на необъятные размеры, была любовница в отделе технического обеспечения. Он перевел взгляд на фотографию и улыбнулся. — А что он делает в Москве?
— Росархив проводит конференцию, — пояснил Нетто, — для иностранных ученых.
— Феликс!
Майор Суворин сидел, положив ногу на ногу, опершись на подлокотник дивана и расстегнув куртку; держался он по-американски свободно, уверенно — таков был его стиль. Он затянулся трубкой и произнес:
34 
