очень нудно 
77 
Хотя, между прочим, зря так переживал, как раз в то время машина с мертвецами часто появлялась на дорогах, от нее многие пострадали. Тот же Абстулханов Руслан — помните? — вообще трагически погиб, и политик N не уберегся, полетела его светлая голова при невыясненных до конца обстоятельствах, и легкомысленную в целом Олесю напугали проклятые до икоты, так что она сразу улетела куда-то на острова отвлечься, и даже вышеназванный старший лейтенант Профосов из-за скелетов получил психическую травму и неполное служебное с последующим увольнением из органов — словом, наделали гады шороху по Москве.
Но герой нашего повествования решил, что все было направлено лично против него, и совсем расстроился.
Стал он после этого жить тихо в своем подмосковном доме, в семье. Домочадцы — возможно, будучи как бы своего рода обслуживающим персоналом, для которого не существует чудес, — прекрасно его различали, он для них был видимый, как будто ничего и не изменилось, хотя на самом деле изменилось многое. Например, брился Тима теперь редко, отчего маленькая его фасонистая бородка превратилась в пегую неровную бороду, а на голове обнаружилась порядочная плешь, вокруг которой шевелились в воздухе длинные и тонкие, как у пожилого человека, волосы. Так что стал похож недавний модник на сумасшедшего профессора из какого-нибудь фантастического фильма, обычно такой профессор изобретает счастье человечества, а негодяи его используют в своих негодяйских целях. Новый образ Тимофея семейству даже нравился, жена смотрела на него с жалостью, через которую, как известно, женский российский характер проявляет истинную любовь, дети, приезжая на каникулы из Англии, гладили его по лысине и добродушно шутили.
Зарабатывал физически и морально переродившийся, но сохранивший профессиональный опыт Болконский консультациями — приезжали к нему люди современных творческих профессий, а он для них придумывал разные вещи, например убойный рекламный слоган, или улетное название для нового проекта, или отпадные слова для песни, которая обязательно должна стать любимой населением… Знаете песню «Тю-лю-лю, тю-лю-лю, мальчик, я тебя люблю»? Вот, это Тима придумал — скажите, класс? Уже полгода в тяжелой ротации на всех волнах… В сущности, его внешность вполне соответствовала занятиям, он действительно сделался профессором по человеческому счастью. За это ему оставляли приличные деньги в узких конвертах, которых вполне хватало на жизнь, тем более что расходы в связи с уединением и отказом от всяких излишеств существенно сократились. Деловые гости постепенно привыкли к невидимости Тимы, обнимались с ним на звук голоса, а в ходе беседы как бы задумчиво смотрели в потолок или в пол. Когда же приходило время прощаться, конверт с гонораром визитеры клали просто на угол рабочего стола и, усаживаясь в машину, старались не замечать, что ворота для выезда открываются сами собой, то есть руками невидимого хозяина. А Тима еще долго стоял под дождем у ворот, глядел вслед улетавшему по пустому сумеречному шоссе джипу и думал о том, как сейчас будет хорошо вернуться в дом, подняться в теплый кабинет и задремать под негромко включенную музыку барокко, которую он очень полюбил, придя в невидимое состояние.
В общем, грех было ему жаловаться на невидимость, все наладилось.
Одна только случилась существенная и непоправимая потеря: Олеся Грунт окончательно его бросила. Состоялось длинное, изнурительное выяснение отношений в пустой кофейне, по ходу которого девушка несколько раз, как только взгляд ее падал на то место, где предполагалось нахождение бывшего друга, принималась плакать. В слезах Олеся делалась сразу похожа не на светскую красавицу, а на испуганную приезжую с города Феодосии, которой в глубине души до сих пор и оставалась. Обвиняла она Тиму в эгоизме, хотя никак не могла объяснить, почему эгоизм проявляется столь странно, а в конце концов сказала просто и откровенно: не может с невидимкой, и все. На том и попрощались, хотя до сих пор перезваниваются иногда, привыкли оба. Пасмурным днем сделается не по себе, наберет он или она знакомый номер — ты как? а ты как?.. Выходит, светлое что-то все же сохранилось, вроде облачка, понемногу расползающегося в небе легкими ватными клочьями…
Удивительные все-таки вещи с нами происходят. Живешь себе, сильно ни о чем не задумываешься, получаешь удовольствия, отпущенные судьбой, из-за мелких неприятностей ноешь — и вдруг от единственного какого-нибудь неловкого движения, от поступка опрометчивого все начинает рушиться, рассыпаться обломками. Хотел лишь немного поправить жизнь, усовершенствовать, а она-то вся расползлась, и вот уж совсем другая начинается. Вроде бы и лучше, и радости давно желанные стали доступны — так ведь и горести раньше неведомые навалились, душат… Где ты, любовь? Нет любви. Покой и воля, многажды упомянутые вслед за гением, есть, а счастья нету, ушло счастье вместе со страданиями, со слезами прежними. Оглянешься — один, один, нет никого.
77 
