96 
Это сказано не в том смысле, что человек существует, не зная о своем собственном существовании достоверно, имеет оно место или только кажется, на такие высоты идеалистической философии мы восходить не собираемся. Мы ничего не имеем против реальности, данной нам в наших ощущениях, и не станем подвергать сомнению основы советского высшего образования, некогда незаметно полученного между плохим разливным пивом и вином бiле мiцне, что в переводе с языка УССР означало «белое крепкое».
Между прочим, народ — включая рабочий класс, находившийся на переднем крае борьбы за выполнение решений; тружеников полей, собиравших рекордные урожаи; воинов, всегда стоявших на страже рубежей; а также техническую и художественную разновидности интеллигенции — весь этот великий советский народ, про который на одном сельском райкоме партии было написано «Да здравствует советский народ, вечный строитель коммунизма!», так вот, весь этот народ с присущим ему сильнейшим чувством юмора, которое служило народу безотказнее всех иных чувств, этот народ…
Нет, так положительно нельзя писать, фраза никогда не кончится.
А вспомнить всего-то хотелось, что в народе вино это остроумно называли «биомицин». Прозвище было созвучно имени медицинского вещества, некогда придуманного, говорят, в городе Минске, столице БССР, под общим руководством Центрального Комитета нашей партии. Всем участникам большой научной и экспериментально-производственной работы, завершившейся созданием нового отечественного антибиотика, были вне очереди выделены квартиры в жилых микрорайонах вышеупомянутого города Минска, очень чистого. Население там, к слову сказать, светловолосое, тихое и удивительно покладистое до тех пор, пока не подастся вдруг в леса и болота партизанить с припрятанными именно для такой надобности в тех же лесах и топях винтовками…
Тьфу, опять конца нет!
Короче, в самом начале мы попытались сказать, что люди обычно не знают наперед, с кем им предстоит случайно встретиться. А в виду имелся совершенно конкретный случай, каковой и подвергнется дальнейшему описанию.
Москва, где все мы живем, примечательна, как многим известно, метрополитеном, подземной электрической железной дорогой. Конечно, в последние годы некоторые люди, обогатившиеся благодаря полной неразберихе, понакупали себе личных автомобилей, даже иномарок, и уж более никогда не спускаются по тесным эскалаторам в гущу народной жизни. В столице Российской Федерации, как сообщала пресса, один автомобиль приходится теперь на трех человеческих жителей, считая малых детей, еще не обладающих водительскими правами, и стариков, вообще все не одобряющих. Однако ж сохранились и такие горожане, которые, как в старину, пользуются метро, их тоже в год набирается, возможно, миллиард или вообще черт его знает сколько.
Вот о них и речь.
В центре города, где наземные бульвары напоминают о почти природной, с деревьями и травой, среде, расположен один крупный пересадочный узел глубинного сообщения. Пассажиры там переходят по затоптанной ими и скользкой мраморной лестнице с одной станции на другую, чтобы после пересадки продолжить свое ежедневное путешествие от, предположим, Ботанического сада до высотного университета или наоборот. Уже по этому намеку вы с небольшим трудом сообразите, где именно будет происходить действие нашего рассказа…
Итак, переход.
И коварный, скажем мы прямо, переход, подлый даже, неудобный и опасный! Потому что посреди упомянутой мраморной лестницы имеется одна ступенька, которая, сволочь, сантиметров на пять выше всех остальных тамошних ступенек, представляете?! Натурально, на этой ступеньке происходят небольшие, но регулярные несчастные случаи. Тот, кто придумал или просто так, без замысла, построил эту ступеньку, был настоящий враг народа и в другое время получил бы свое… Впрочем, вполне возможно, он уже свое получил, то есть покинул этот мир в назначенный судьбою час, так что не будем о нем.
Теперь, значит, действующие лица и само событие.
Вниз по описанной лестнице бежит, насколько это возможно в толчее, типичный молодой человек: кроссовки, джинсы, пиджак поверх майки, рюкзак для городского существования, бородка, как у певца сумерек Чехова, при этом голова брита наголо, как у каторжника, — в общем, герой нашего времени. Он, вероятно, в служебные часы работает менеджером по продажам или даже креативщиком, читает популярные журналы и соответствующие книги, а вечерами и отчасти ночами зажигает в клубах. Что именно зажигает, это по нынешней манере говорить необязательно, зажигает — и все. Двадцать первый век, между прочим, на дворе…
96 
