85 
* * *
Я не стала ловить никакое такси. Я купила в аптеке упаковку элениума, а в киоске – бутылку водки. Я пешком дошла до Нэлькиного дома, чтобы отдать ей тысячу долларов.
Нэлька попыталась напоить меня кофе и выведать новые подробности нашумевшей новогодней ночи, но я решительно сослалась на больную голову и ушла.
– Да, выглядишь ты паршиво! – крикнула вслед мне добрая Нэлька. – Купила собаку?
Я зачем-то кивнула.
До дома я тоже шла пешком. Шла часа два, может, потому что медленно, может, потому что было холодно, а может, я пошла не той дорогой. Все два часа я обдумывала только одну проблему: выпить сначала водку, а потом лекарство, или сначала лекарство, а потом водку. Очнулась я у дома так ничего и не решив относительно последовательности приема спасительных средств.
Навстречу мне прошел Вадик с большим чемоданом в руке. Двор был плохо освещен, и он меня не заметил. А может, он не заметил меня потому, что меня уже не было? Странно, почему он ушел, я ведь утром так и не сказала ему, чтобы он собирал чемодан. Или он ушел, потому что меня уже нет, и никто больше не закинет в холодильник минимальный набор продуктов? Вадик медленно шел по неосвещенной дорожке, худой, неуклюжий, несчастный. Его чемодан болтался на ветру, потому что особо утяжелять его Вадику было нечем. Я хотела крикнуть ему, чтобы он оставался, все равно моя комната скоро освободиться, но голос пропал, я хлебнула холодный воздух и ничего не стала кричать.
* * *
Дома было подозрительно тихо. Относительно чисто. И незнакомо пахло. Васька не вышел меня встречать. Это меня устроило – незачем ему запоминать меня в таком виде.
Не разуваясь, я прошла по коридору и толкнула дверь в комнату Вадика. Диван не был привычно застелен мятой простынкой, в комнате было прибрано, окно открыто, в комнате гулял холодный воздух, вытесняя запахи нищеты и безделья. На спинке стула Вадик забыл светлый пиджак. Я удивилась, что у него был такой хороший пиджак, взяла его двумя пальцами и выбросила в окно. Пиджак красиво спланировал вниз, на дорогу.
Я пошла к Иве. Узнаю, была ли сегодня Флюра, или нужно искать новую прислугу. Я открыла дверь. Кровать Ивы была пуста.
Кровать Ивы была пуста и я испугалась так, что ноги подогнулись в коленях.
– Мама! – заорала я, бросилась в ванную, в туалет, в коридор.
Наверное, она в больнице. Или в морге.
– Мама!
Дверь моей комнаты открылась, и оттуда на сверкающей никелем коляске, словно королева на троне, выехала Ива. Она посмотрела на меня с усмешечкой.
– Лорка, чего ты орешь? – Она поехала на меня плавно, бесшумно, кажется, у таких колясок это называется «электропривод» и стоят они...
– Чего ты все время орешь?
На плечах у Ивы, словно мантия, была накинута шуба из голубой норки.
Я подошла к Иве, пощупала ее, норку, коляску, потом себя, снова Иву, и снова шубу. Наверное, я уже выпила элениум с водкой, только забыла.
– Испачкаешь! – дернулась Ива в коляске. – Слушай, Лорка, говорят, сейчас в Москве новая мода – есть цветы. Как ты относишься к тому, чтобы поужинать орхидеями?
– Как отношусь? Нормально отношусь. Хорошо. Только где их нарыть в это время суток?
Ива посмотрела на меня как президент на провинившегося министра.
– Это твои проблемы, Лорка, – сказала она и укатила в свою комнату.
Я набрала воздух в легкие и крикнула: «Васька!»
Васька молчал. Я пнула дверь в его комнату, почти наверняка зная, что там увижу.
Васька сидел на полу, на четвереньках. Напротив него сидел теленок. Он вилял чем-то вроде хвоста, и я поняла, что это собака.
– Гав, – жалобно сказал Васька, – ну, пожалуйста, гав!
Собака молчала. Васька поцеловал ее в нос, в глаз, и снова в нос.
– Она немая? – тихо спросил Васька, не отрывая глаз от собаки.
– Ах, она еще и сучка! – я схватилась за дверь.
– Девочка, – поправил он. – Последняя. Больше в городе нет.
– Грета, – сказала я.
– Пусть будет Грета, – кивнул Васька, – ну гав!
Я нашарила в сумке таблетки. Выпью одну. Или сначала водки? Рюмки были на кухне.
Рюмки были на кухне, а еще там был Балашов. Он стоял у раскрытого холодильника и грустно разглядывал пустые полки. На нем был все тот же светлый костюм, только без пиджака. Кухня с его присутствием стала значительно меньше, и пахло в ней глупым парфюмом.
– Будешь смеяться, – сказал Балашов, – но я опять хочу есть. А мой предшественник утащил последний сырок.
85 
