очень нудно 
37 
Я видел, как в конвойный отсек зашел парень и сел на второе сиденье рядом с конвойным. Они начали оживленно о чем-то болтать, но я их не слушал. Машина вновь набирала скорость.
— Срежем?! — вдруг в переговорное спросил водитель конвойного. — Давай, как обычно, по пьяной дороге? Побыстрее отъездить хочется, а то скоро солнце появится, жара будет невыносимая!
— Давай-давай! — крикнул ему конвойный. — Мне тоже париться не очень охота!
Машина резко свернула и, судя по тряске, помчалась по бездорожью. На месте водилы, я сбавил бы скорость. Меня стало болтать как сухую горошину в погремушке. Чтобы не свалиться на пол, я ухватился за скользкий край лавки. Мне показалось, что так ехали мы довольно долго. Впрочем — пять минут, десять, или полчаса, — я не знал. С моим чувством времени за эти три дня что-то случилось.
Неожиданно послышался выстрел. Инстинктивно я упал на пол, но тут же понял, что это не выстрел, — это на полном ходу лопнула шина. УАЗик завилял, словно на льду, и несколько мгновений я почти физически ощущал, как водитель пытается справиться с управлением. Но ему это не удалось, и громкий мат конвоира потонул в страшном грохоте — машина перевернулась и полетела куда-то вниз. Меня стало крутить как в бешеной карусели — пол-потолок, пол-потолок. Я несколько раз сильно ударился головой и успел подумать о том, что погибнуть в аварии лучше, чем сгнить в тюрьме. Потом я вспомнил про Сазона, про Элку, и про маман почему-то вспомнил, и даже про Мальцева. Наверное, стоит жить, даже если я буду видеть их в часы кратких свиданий.
Я умудрился ухватиться за лавку. Это мало чем помогло, но меня хотя бы перестало дубасить по голове потолком. Насколько я понимал, у машины на полном ходу лопнуло колесо, водитель не справился с управлением и нас бросило в какой-то обрыв. Была надежда приземлиться, не сломав себе шею, но одно обстоятельство сильно меня тревожило: мне показалось, что я отчетливо слышу, как в бензобаке плещется бензин. А это значит — топлива мало, бак неполный, пары бензина могут сдетонировать и рвануть. Быть развешанным по деревьям мне не очень хотелось.
Автозак кувыркнулся в последний раз и замер, приземлившись на крышу.
— Эй! — крикнул я конвоиру. Он лежал через решетку от меня и не подавал никаких признаков жизни. Сверху на нем лежал тот парень, которого мы подхватили на остановке.
— Есть кто живой?! — заорал я что есть сил.
Мне никто не ответил. Салон мгновенно заполнился дымом, движок загорелся. Драгоценные секунды уходили, вот-вот мог произойти взрыв.
Благодаря бога за то, что на мне нет наручников, я, обдирая с рук кожу, просунул их через решетку и попытался дотянуться до связки ключей на поясе у конвоира.
У меня получилось, я отстегнул карабин, а дальше… дальше мгновения стали пульсировать у меня в мозгу вопросами «успею — не успею?»
Успею? Я повернул ключ в тугом ржавом замке и приоткрыл дверь, ведущую в конвойный отсек.
Не успею? По моим расчетам, до взрыва у меня есть от тридцати секунд до минуты. Стало трудно дышать, дым пробирался в легкие. Я слышал, как снаружи трещало пламя.
Успею! Я попытался вытолкнуть наружу два тяжеленных тела, преграждавших мне путь.
Не успею! Очевидно, что парни мертвы. Глаза стеклянные, на голове кровь. Да еще это жуткое крошево из битого стекла, перемешанного с кровью. Я перелез через них, — вытолкнуть тела мне не хватило сил. Оказавшись на свободе, я увидел, что машина чудом упала на каменистый выступ, а внизу продолжался крутой обрыв, упиравшийся далеко внизу в узкую полоску берега, о который размеренно и спокойно плескалось море. Солнце уже вылезло из-за горизонта и нещадно палило первыми своими лучами. Я подумал, что в кабине шофер и нужно попытаться успеть до взрыва вытащить хотя бы его, но на этой мысли камень под моими ногами поехал. Я потерял равновесие, сорвался с крутого склона и кубарем полетел вниз, пересчитывая своим телом каждый камень, каждый сучок, каждую корягу и кочку. Через мгновение, за которое я успел скатиться далеко вниз, громыхнул страшный взрыв, от которого задрожал воздух. Мне показалось, что я отчетливо слышу, как пламя расправляется с машиной и с теми, кто остался внутри.
«Успел?» — усмехнулся кто-то внутри меня.
Я почувствовал, что упал в мягкий песок. Встать я не смог и пополз. Куда? Черт его знает, лишь бы подальше от кошмара, который происходил наверху. Я полз и понимал: сил не осталось, я получил травмы, несовместимые с жизнью, я умираю и это непоправимо и абсолютно неправильно.
37 
