очень нудно 
125 
Вперёд. Обдумать, принять решения, пока четко мыслишь.
С Постышевым нужно провернуть какой-нибудь несложный трюк. И ещё Таня… Сазонов ухмыльнулся. Не то чтобы она была ему так уж интересна как женщина, но… Таня когда-то была невестой Ивана. А это, согласитесь, уже совсем другое дело. Всё, что принадлежало Ванядзе, стоит внимания. Сазонов снова затянулся, медленно — мелкими порциями — выпустил дым. Дым изгибался, плыл красиво и изящно. Глупо, конечно, светиться с травкой у штаба Мемова, но сегодня был трудный день. У меня всё получится, подумал Сазонов.
Он бросил окурок, наступил каблуком. Это следы. Но мне плевать на следы. Сазонов шагнул вперёд… и практически столкнулся с выскочившим из двери адъютантом Мемова.
— Пропустите!
— Что случилось? — спросил диггер.
Адъютант попытался обойти его, но Сазонов плавно, почти незаметно сместился, чтобы перекрыть ему путь. Адъютант был новенький, молодой, совсем зелёный. Против диггерских навыков Сазонова у этого сосунка не было и шанса.
— Мне… пройти…
— Я могу помочь, — сказал Сазонов. Улыбнулся — как бегунец одинокому щенку Павловской собаки. Улыбка хищника при виде поджатого хвоста жертвы. Чутьё Сазонова на людские слабости редко его подводило. Но сейчас он рисковал — и сильно.
Он чувствовал, что это что-то важное. Шанс. Если нет, то я нарываюсь на крупные неприятности. Генерал этого так не оставит.
Адъютант в отчаянии попытался протиснуться, но обойти Сазонова не смог.
Тот в последний момент едва заметно смещался и перекрывал юноше путь. Самодвижущаяся стена.
— Это… срочно!
— Я понимаю, — мягко сказал Сазонов. Глаза его в темноте блеснули. — Что приказал генерал?
Глаза адъютанта забегали. Он отчаянно вздохнул, ища выход.
— Мне нужно отнести записку…
— Какую?
— Пропустите! Я… нельзя!
— Да ты её потерял. У тебя в руке ничего нет, — сказал Сазонов. Ну, давай, купись. — Посмотри, дурачок.
Адъютант засомневался, наклонил голову, поднял руку (левая, отметил Сазонов), раскрыл ладонь…
Момент истины.
Там лежала записка. Смазанное движение. В следующее мгновение адъютант сомкнул пальцы. Быстро, как только мог. Но в кулаке ничего уже не было.
Сазонов держал в руке листочек. Командир диггеров пробежал записку глазами, затем ещё раз. Разжал пальцы, листок начал падать, планируя. Сволочь! — подумал адъютант, бросился, принялся листок ловить — поймал и, чуть уже не плача, побежал вперёд.
Мальчик купился.
А я быстрый, подумал Сазонов.
…Через полминуты Сазонов знал всё, что будет делать дальше. Он остановился, проверил ещё раз. Должно сработать. Чутьё не подвело его и сегодня. Риск того стоил.
Он пошёл дальше, ускорил шаг.
Иван жив.
И он на Невском.
Тра-ля-ля-ля. Бато-ончики.
Сазонов быстро пробежал платформу, спрыгнул на пути. В одной из каморок под платформой Адмиралтейской находилась их временная база. Сазонов распахнул дверь, в лицо ударило вонью дешёвого пойла и немытых тел. Сазонов поморщился. Затем подошел и толкнул ботинком бесформенный ком тряпья, воняющий перегаром.
— Пшёлнах, — сказал ком, перевернулся на спину. Выглянула помятая небритая морда. — Чё надо?
Сазонов улыбнулся.
— Гладыш, хватит спать! По-дъём! У нас появилось дело.
* * *
Уберфюрер показал на циферблат больших белых часов с чёрными цифрами.
— Десять минут, — сказал он одними губами. Иван кивнул, переложил трубку к другому уху, зажал плечом.
Написал на листке: «М. засуетился», показал Уберу. Скинхед хмыкнул.
— Итак, генерал. Поговорим?
— Что ты хочешь, Иван?
— Мне нужны ответы. В прошлый раз я так и не получил четкого ответа. И хотел бы, если вы не против, генерал, получить его сейчас.
— Спрашивай. С удовольствием отвечу на любой твой вопрос. Тянет время, понял Иван. Впрочем, мы это предвидели.
— Я хочу знать — зачем всё это было? Эта кража, это убийство? Эта война?
Генерал помолчал.
— Как мне тебя убедить, Иван? — произнес он наконец. — Что бы я сейчас ни сказал, ты мне, скорее всего, не поверишь. Но знай: я сделал то, что считаю необходимым. От человечества и так осталось слишком мало, чтобы позволить ему разбегаться по отдельным углам. Да, мои методы не слишком благородны. Да, ты прав — кража, убийство, война. Но я не могу позволить никому — ни бордюрщикам, ни Василеостровской, ни кому-либо ещё — отсиживаться в своем углу, пока остальные рвутся изо всех сил к будущему. Мы должны быть заодно, понимаешь?
125 
