20 
Иван достал из кармана зажигалку. Курить он так и не научился (табак был с поверхности, поэтому дорог. Заядлые курильщики сушили водоросли, кто-то навострился выращивать марихуану), а вот в заброске зажигалка незаменимая штука. Эту соорудили из автоматной гильзы местные умельцы. Хорошая вещь.
Иван щёлкнул зажигалкой. Посмотрел на пламя.
— Вы слышали о Навуходоносоре? — спросил Водяник.
Иван кивнул, не отрывая взгляда от язычка пламени. Библия как один из столпов культурного наследия человечества, пусть даже уничтоженного в день Катастрофы, была одной из главных книг для обучения. По крайней мере здесь, на Василеостровской. Там, откуда Иван пришел, Библии не было, а учили по старому школьному учебнику. Он уже здесь догонял — пришлось. Политическая система Василеостровской требовала вживания в неё, принятия её ритуалов и принципов. Здесь детей учились по определенной программе, единой для всех. Дальше уже шло кастовое деление. «На самом деле у нас просвещенный феодализм, — язвил Водяник, — с лёгким налетом анархии». Другому бы за такие слова дали по шее. Профессору было можно.
Кастовое деление плюс избранный народом феодал. Наследственная передача обязанностей. В средневековой Японии сын актера становился актером, наследуя даже не профессию, рассказывал Водяник, но саму «роль». Мы все играем свои роли — фермер, мент, диггер. И спектакль Василеостровская продолжается…
— И что? — Постышев потяжелел взглядом тонн на десять. Появился опасный свинцовый блеск.
— Навуходоносор, царь Вавилонский, уничтожил город Израилев, но и наставил пророка Иеремию. Теперь дальше. Валтасар, тоже, как ни странно, царь Вавилонский. Огненная надпись, что появилась на стене, когда царь пировал, празднуя победу, гласила — до конца его царствования осталось тридцать дней. Мене-мене, текел, упарсин… Измерен, взвешен, найден негодным.
Постышев терпеливо слушал, но видно было, что ничего не понимает. В нём прямо стучало это желание: быстрее, быстрее. Ну же, к сути!
Время, действительно, дорого.
— И что? — теперь не выдержал Иван.
— Терпение, Ваня! — профессор взмахнул рукой. — Сейчас я всё объясню.
Дизель, что был у нас, означал наш золотой век. Боюсь, сегодня он закончился. А здесь, вот этот знак на полу, это зашифрованное послание.
Царь Навуходоносор славен тем, что разрушил иудейское царство — тем самым объяснив евреям, что, мол, не той дорогой идёте, товарищи. Валтасар — тут понятно. В обоих случаях фигурирует Послание от Бога. Это нечто религиозное, — сказал Профессор. — Похититель нашего генератора читал Ветхий Завет, и явно несёт в себе ощущение, что выполняет священную миссию. Что ж… — профессор помедлил, почесал бороду. — Предупреждение нами получено. Что дальше?
— Так мы что теперь, евреи? — спросил Иван. Почему-то сейчас это показалось ему самым смешным.
— Ваня!
— Молчу, молчу.
— Другими словами, — подвёл итог Постышев. — Мы имеем дело… с кем?
— Это не коммунисты, — сказал Водяник.
* * *
— Может, японцы и остались в живых. Если Японию не смыло цунами, — сказал адмиральский. — У них метро покруче нашего будет. Только не знаю, рассчитано ли оно на ядерную войну. В Токио, например, метро просто огромное, куда там московскому. Станций двести или триста, представляете? Может, до сих пор узкоглазые под землей живут. Техника у них была ого-го, куда там Техноложке. — «адмиральский» помедлил. — А, может, давно утонули. У них в Японии это запросто…
— Как и у нас, — Сазонов улыбнулся. Почему бы и нет, раз вокруг одни придурки. Мы ему, значит про генератор, а он нам про Японию. Отлично. Просто отлично.
Над блокпостом Адмиралтейской нависала чернильная сырая темень, отгоняемая лучами двух фонарей-миллионников, резавших её, как сыр. Богатая станция Адмиралтейская, раз может себе такое позволить. «Адмиральцы» вообще в последнее время поднялись, куда там «Ваське». Хотя вроде бы в одном Альянсе состоим, а глядишь ты…
Карбидка горела ровным жёлтым светом. Совсем не хотелось опять вставать и топать в сырую тёмноту тоннеля. Век бы так сидел и слушал байки про токийское метро. И смотрел на воду. Тоннель опускался здесь по углом сорок тысячных вниз, затем надламывался и шёл практически горизонтально — до Адмиралтейской и чуть дальше ровный участок — потом опять уходил вверх. Сто пятнадцать метров, самая глубокая станция в мире. Треть пути до неё нужно добираться вплавь — на лодках. Блокпост перед Адмиралтейской служил заодно и речным портом.
20 
