16 
Линли обратил внимание, что патологоанатом сделал ударение на слове «внутренние», и быстро оглядел сложенные руки жертвы и ее ноги. Все конечности и пальцы на месте.
— А что касается внешних органов? — спросил он. — Не хватает чего-нибудь?
— Нет пупка. Он вырезан ножом. Взгляните.
— Господи Иисусе!
— Да. Тот еще подарочек достался нашей Опал.
Опал оказалась седовласой женщиной в пушистых красных наушниках и варежках того же цвета. Она отделилась от группы констеблей, увлеченных какой-то дискуссией, и широким шагом приблизилась к Линли. Представилась как старший инспектор Опал Тауэрс из участка на Теобальдс-роуд, на территории которого они сейчас все находились. Когда она бросила первый взгляд на тело, пояснила она Линли, то сразу сказала, что они имеют дело с убийцей, который «определенно может стать серийным». Не обладая полной информацией, она тогда ошибочно заключила, что мальчик на могильной плите был первой жертвой преступника, которого они быстро найдут и поймают, прежде чем он успеет нанести следующий дар.
— Но потом констебль Хартелл, — кивнула она на круглолицего полицейского, который судорожно жевал резинку и наблюдал за начальством с видом человека, ожидающего серьезный разнос, — вспомнил, что он уже видел похожее убийство в районе Тауэр-Хамлетс, когда работал в участке на Брик-лейн. — Я позвонила его бывшему шефу, и мы поболтали. Похоже, в обоих случаях мы имеем дело с одним и тем же убийцей.
Беседуя с Опал Тауэрс в то утро, Линли не спросил, почему она позвонила в полицию Большого Лондона. До тех пор пока он не поговорил с Хильером, он не знал, что были и другие жертвы. Он также не знал, что трое убитых мальчиков принадлежали к национальным меньшинствам. И он не знал, что ни один из этих подростков еще не был опознан полицией. Все это позже сообщил ему Хильер. А тогда, в Сент-Джордж-гарденс, он просто пришел к заключению, что потребуется привлечь больше сил и что придется координировать работу двух участков в разных концах города. Улица Брик-лейн в районе Тауэр-Хамлетс являлась центром бангладешского сообщества и еще сохраняла часть выходцев из Вест-Индии, которые раньше составляли большинство местного населения, а Сент-Панкрас, посреди которого зеленел оазис парка Сент-Джордж-гарденс в плотном кольце внушительных зданий эпохи короля Джорджа, был исключительно монохромным, причем этот цвет был белым.
— Участок на Брик-лейн добился каких-нибудь результатов в расследовании? — спросил Линли у старшего инспектора Тауэрс.
Она покачала головой и посмотрела в сторону кованых ворот, куда несколькими минутами ранее вошел Линли. Он проследил за ее взглядом и увидел, что там начали собираться представители прессы и новостных агентств, вооруженные блокнотами, микрофонами и диктофонами, а операторы выгружали видеоаппаратуру из фургонов. Офицер пресс-службы пытался собрать всех в одну группу.
— Если верить Хартеллу, на Брик-лейн никто палец о палец не ударил, потому он и захотел уйти оттуда. Говорит, что там это нормальное явление. Понятно, что или он мечтает вонзить топор в репутацию бывшего шефа, или эти ребята действительно спят за рулем. Так или иначе, придется разбираться. — Тауэрс сгорбилась и засунула руки в варежках глубоко в карманы долгополой куртки. Она снова глянула на толпу репортеров. — Если им удастся разнюхать, что к чему, они такое нам устроят… Я решила, что на всякий случай тут нужно поставить по полицейскому на каждый квадратный дюйм.
Линли с возрастающим интересом взглянул на старшего инспектора. Тауэрс определенно не была похожа на любительницу политических игр, однако, вне всякого сомнения, соображала быстро. Тем не менее он счел нелишним уточнить:
— Так вы поверили в то, что утверждает констебль Хартелл?
— Сначала не верила, — призналась она. — Но он довольно быстро переубедил меня.
— Как?
— Не успел он как следует рассмотреть тело, как отозвал меня в сторону и спросил о ладонях.
— О ладонях? А что с ладонями?
Она бросила на него быстрый взгляд:
— Так вы еще не видели? Пойдемте со мной, суперинтендант.
Глава 2
На следующее утро Линли встал рано, но оказалось, что жена поднялась еще раньше. Он нашел ее в комнате, которую они уже привыкли называть детской, — там задавали тон желтые, белые и зеленые цвета, а мебель пока ограничивалась кроваткой и пеленальным столиком; вырезанные из журналов и каталогов фотографии обозначали места для остальных предметов обстановки: здесь кресло-качалка, полка для игрушек там, а у окна комод (правда, комод ежедневно переезжал из точки А в точку Б, потому что в первом триместре беременности Хелен отличалась особым непостоянством во всем, что касалось комнатки их будущего сына).
16 
