очень нудно 
130 
Я поехала прочь от гавани и запаха моря, туда, где земля была покрыта садами. Я двигалась в сторону вырисовывающегося на фоне синего неба Везувия, ныне дремлющего вулкана, темного и огромного.
Дважды я сворачивала не туда: за прошедшие годы местность успела измениться. Но со временем внутреннее чутье вывело меня к ветхой хижине у склона холма. На этот раз вместо ревущего осла там обнаружился молчаливый мул и еще большее количество кур, которые беспрепятственно бродили туда-сюда через открытую дверь.
Я остановилась на пороге и позвала:
— Стрега! Стрега!
Никто не ответил. Я вошла внутрь, наклонив голову, чтобы не стукнуться о низкую притолоку; сквозь окна с распахнутыми ставнями в комнату лился солнечный свет. Я старалась не обращать внимания на паутину в углах и кур, вольготно расположившихся на грубо сделанном обеденном столе; куриный помет виднелся повсюду, включая соломенный тюфяк в углу.
— Стрега! — позвала я еще раз, но ответом была лишь тишина.
Я с разочарованием решила, что она, должно быть, умерла несколько лет назад, и повернулась, чтобы уйти. Но какое-то чутье заставило меня предпринять еще одну, последнюю попытку.
— Стрега, пожалуйста! Благородная дама отчаянно нуждается в твоих услугах. Я щедро заплачу тебе!
В дальней комнате, вырубленной прямо в склоне холма, послышался какой-то шорох. Я затаила дыхание и ждала, пока стрега не вышла.
Она остановилась в темном проеме, ведущем в пещеру, все так же с головы до ног одетая в черное и в вуали. В ярком солнечном свете видно было, что она исхудала. Волосы ее поседели, и хотя один глаз остался янтарным, второй теперь сделался тусклым, молочно-белым.
Женщина взглянула на меня здоровым глазом.
— Мне не нужны ваши деньги, мадонна.
В руках у нее была масляная лампа. Не колеблясь более, она повернулась и отправилась обратно, в пещеру. Я последовала за ней. Мы снова прошли мимо постели — все такой же чистой и пышной — и большого алтаря с изваянием Девы, усыпанного колючими розами.
Повинуясь знаку стреги, я уселась за стол, покрытый черным шелком. Стрега поставила лампу между нами.
— Мадонна Санча, — сказала она. — Много лет назад я сказала вам о вашей судьбе. Она исполнилась?
— Я не знаю, — ответила я.
Меня ошарашил тот факт, что стрега узнала меня; но я решила, что ей, возможно, никогда больше не приходилось принимать у себя царственных особ. Наверняка визит принцессы должен был запомниться ей не меньше, чем мне запомнилась она сама.
— И у вас имеются… заботы.
— Да, — ответила я.
Я боялась возвращаться в Рим, боялась той судьбы, которая могла поджидать там меня и моего брата.
— Я не стану читать по вашей руке, — сказала стрега. — Я узнала по ней все, что было можно, когда смотрела на нее в прошлый раз.
Вместо этого она извлекла карты и веером разложила их поверх черного шелка. Она не произнесла ни слова, лишь взглянула на меня единственным здоровым глазом из-под вуали; второй глаз, затянутый бельмом, смотрел куда-то вдаль, в будущее.
«Выбирай, Санча. Выбирай свою судьбу».
Карты за это время стали еще более потрепанными и грязными. Я затаила дыхание и постучала по самой дальней от меня карте, как будто, выбрав ее, я могла каким-то образом отстраниться от того, что должно было произойти.
Стрега быстро поймала мой взгляд и перевернула карту, не глядя на нее.
Это было сердце, пронзенное одним мечом.
Я съежилась при виде острого, смертоносно длинного клинка.
Стрега слабо улыбнулась.
— Итак, вы уже исполнили половину своей судьбы. Теперь в вашем распоряжении осталось лишь одно оружие.
— Нет, — прошептала я.
Я была потрясена. Меня захлестнули яркие, отчетливые воспоминания: стилет в моей руке, входящий в горло несостоявшегося убийцы Феррандино. Я вспомнила, как содрогнулась рукоять, когда узкий клинок перерезал хрящ, вспомнила тепло крови, хлынувшей мне на лоб и щеки. Если это было первой частью моей судьбы, какое же ужасное деяние мне предстояло совершить?
Стрега мягко взяла меня за руки; ее руки были сильными и теплыми.
— Не бойся, — сказала она. — Ты обладаешь всем необходимым, чтобы справиться со своей задачей. Но тебя терзает смятение. Тебе нужно обрести ясность ума и сердца.
Я выдернула руки, вскочила и бросила на стол золотой дукат. Стрега взглянула на него, как на какую-то странную курьезную диковинку. Она даже не прикоснулась к нему. Я же вылетела из хижины, не сказав более ни единого слова, и галопом погнала лошадь.
130 
