155 
— Я останусь, — твердо заявила я.
— Нет, пойдем! — не унималась Лукреция. — Вдвоем мы скорее уговорим его.
И она снова попыталась схватить меня за руку.
«Она сошла с ума, — подумала я. — Или она обезумела, или она куда глупее, чем я всегда считала». Я отступила назад и сказала:
— Лукреция, если кто-нибудь из нас не останется с моим братом, он погиб.
— Пойдем! — повторила Лукреция, и на этот раз ее голос прозвучал как-то глухо и странно.
Она снова протянула руку, и, внезапно уразумев, что столкнулась с неописуемым предательством, я в ярости потянулась за стилетом.
И тут меня охватила паника: оружие, некогда подаренное мне Альфонсо, исчезло. Кто-то — когда я спала или была чем-то отвлечена — украл его у меня, кто-то, заранее знавший о приходе Кореллы и о том, что должно произойти.
Но о существовании стилета знали всего три человека: Альфонсо, давший его мне, Эсмеральда, одевавшая меня… и Чезаре, спасший меня в ту ночь, когда я пустила кинжал в ход против его пьяного отца.
Я взглянула на Лукрецию с невыразимой яростью, взбешенная ее предательством. Она отвела взгляд.
Я кинулась между Микелетто и моим братом. Мне не оставалось ничего иного, кроме как заслонить Альфонсо собственным телом.
И тут же двое солдат оказались рядом со мной. Они вытолкнули меня в коридор, мимо дона Микелетто и его людей. Я зашаталась и упала на холодный мрамор, сильно ударившись.
Я пыталась подняться, но запуталась в юбках; мне удалось встать лишь тогда, когда Лукреция вышла из наших покоев.
Дверь захлопнулась за ней, и этот стук эхом пронесся по длинному ватиканскому коридору.
А Лукреция медленно опустилась на колени. Из-за двери донесся звук задвигаемого засова.
Я с ненавистью смотрела на Лукрецию. Чудовищность ее деяния просто не помещалась у меня в голове. Но Лукреция не смотрела на меня. Ее взгляд был устремлен куда-то вдаль, и глаза ее были мертвыми — в них не было ни капли надежды.
Я закричала на нее с такой силой и яростью, что у меня заболело в груди и засаднило в горле:
— Почему?!!
Я метнулась вперед и опустилась на пол, чтобы быть на одном уровне с Лукрецией. Если бы стилет был при мне, я сейчас убила бы ее. А так я набросилась на нее с кулаками — но без особого успеха, потому что горе поглотило все мои силы и ослабевшие руки не слушались меня.
Лукреция вяло пошатнулась, словно труп; она даже не пыталась защищаться.
— Почему?! — снова закричала я.
Она на миг вернулась из неведомой дали и прошептала:
— Родриго.
И, произнеся это единственное слово, она заплакала — безмолвно, с застывшим лицом, как будто лед таял.
Сначала мне подумалось, будто она имеет в виду Папу, и я преисполнилась отвращения: так значит, этот заговор замыслили они с ее отцом-любовником?
Но потом, увидев неподдельность ее горя, я с внезапным ужасом осознала, что Лукреция имеет в виду свое дитя.
Ребенок. Должно быть, Чезаре нашел ту угрозу, которая могла заставить Лукрецию предать своего мужа, ибо малыш был единственным на всем свете, кого Лукреция любила больше, чем Альфонсо.
В этот момент я ненавидела ее сильнее всего — и лучше всего понимала.
Выкрикивая имя брата, я билась о тяжелую дверь, пока руки мои не покрылись синяками, а Лукреция тихо плакала.
Глава 34
В запертых покоях царила жуткая тишина, нарушаемая лишь моими криками и тихими всхлипываниями Лукреции.
Наконец дверь отворилась, и вышел дон Микелетто.
Я встала и попыталась пройти мимо него, чтобы собственными глазами увидеть, к чему в конце концов привело возвращение моего брата в Рим, но солдаты загородили вход, не давая мне ни пройти, ни заглянуть внутрь.
— Донна Лукреция, — скорбно произнес дон Микелетто, — произошел несчастный случай. Ваш муж упал, и у него открылась рана. Я глубоко скорблю о том, что вынужден сообщить вам столь печальную весть, но герцог Бишелье скончался от внезапного кровотечения.
У него за спиной сивиллы безмолвно взирали с фресок Пинтуриккьо на ужаснейшее преступление.
— Лжец! — пронзительно закричала я, потеряв всякое самообладание. — Убийца! Ты — такое же чудовище, как и твой хозяин!
Микелетто владел собою не хуже Чезаре. Он пропустил мои слова мимо ушей, как будто я ничего не сказала, и полностью сосредоточил свое внимание на Лукреции.
Она не ответила и не пошевелилась, словно бы не заметив поднявшегося вокруг шума. Она так и осталась сидеть на полу, спиной к Микелетто, и по щекам ее струились безмолвные слезы.
155 
