Последние отзывы

  112  

Началось все в 1996 году, когда мое трехстишие об орхидеях оказалось единственным текстом на русском языке, который вошел в первую международную антологию Haiku World. Составитель, серьезный дядька Уильям Хиггинсон, позвонил мне домой и долго выспрашивал, неужели в России растут орхидеи. До этого я ему написал, что хайку написано в Питтсбурге. А он решил — «в Петербурге». Вот и удивился. А я еще тогда подумал — а почему, собственно, не в Петербурге?

Прошло шесть лет, прежде чем у меня руки дошли. Но дошли: уже три недели у меня на окне цветет орхидея «фаленопсис», которую я подарил себе в прошлом году на тридцатилетие. Распускалась по одному цветку каждые три дня. Теперь на ветке сидит шесть огромных разноцветных бабочек.

У меня нет ни одного знакомого, у кого бы дома цвели орхидеи. Вот как просто быть крутым и оригинальным чуваком! Когда я пью пиво в «Цинике» и рассказываю про свою цветущую орхидею каким-нибудь студенткам, они сразу возбуждаются и кричат: «Поехали к вам, вы нам ее покажете!» Я в ответ говорю: «А это еще зачем — показывать?» Студентки сразу краснеют и переводят разговоры на музыку и вирусологию.

Но и после этого орхидея не сразу попадает мой новый албан. Сначала мы встречаемся с большим знатоком компьютерных игр Майком «Завхозом» Федоровым. И обсуждаем нашу любимую тему: почему все игрушки такие дебильные. Сплошь одни стрелялки-догонялки. Я в этих дискуссиях обычно несу всякий бред, а Майк, как опытный человек, меня осаживает. Вот и в этот раз я спрашиваю его, существуют ли игры, в которых главным персонажем был бы… цветок.

— А что ты с цветком сделаешь-то? — замечает Майк. — Никакой динамики.

— Ну да! — возражаю я. — У цветов есть тепловое зрение, есть отличная система коммуникации через запахи — один перец зацвел, другие чуваки тоже подключаются за компанию. И кстати, они даже летучих мышей дурят, изображая запах мышиных телок.

— Вот ты напиши это все как сценарий, — предлагает Майк. — А там поглядим, можно ли такую игрушку сделать.

Я обещаю написать. Но чем больше над этим думаю, тем больше понимаю: нет, для игры это слишком шизово. Ну как на пальцах объяснить геймеру, что цветок может летать, потому что полет — это всего лишь последовательность распускающихся бутонов при движении по P2P-сетке из генетических близнецов одного растения?

С другой стороны, у меня есть новый албан, по странному стечению образов начавшийся словами «И прямо в цветы лицом». А на окне в кухне распускается ветка орхидеи, будто склеенная последовательность фотографий одного и того же цветка в полете… Доктор, откуда у вас такие таблетки?

Отрыв корней

В Питере есть странный фантомный остров — Петровский. Много всяких сооружений, но люди там почти не живут. Самое призрачное заведение стоит у последнего деревянного моста, ведущего с Крестовского острова. Это «Дом ветеранов сцены», старое желтое здание с колоннами. Там даже погреб есть, и тоже с колоннами! А если войти во двор под надписью «Посторонним вход воспрещен», откроется удивительная картина.

Никаких ветеранов сцены там нет. Зато есть небольшой парк, и каждое дерево там подписано именем ветерана сцены. Я так понимаю, в этом странном заведении люди превращаются в деревья.

Нечто подобное могло произойти и со мной в процессе работы над албаном. От полного перехода в ботаническую форму существования меня спасло появление сестры-тинейджера Арины. Той самой, которая украшала дисками Mail.Ru люстру в своей комнате в родительском доме. Вообще-то раньше это была моя комната. Там и кровать стояла иначе — у окна, чтобы читать было удобнее. Сестра передвинула кровать в дальний темный угол. Ну понятно, нафига молодым женщинам такое извращение, как чтение?

На момент ее приезда я еще не осознавал, от чего меня спасают. Просто мой фантастический албан слишком улетел в будущее и застопорился. С появлением сестры мне пришло в голову, что неплохо бы испробовать еще один способ стимуляции вдохновения. Совершенно противоположный предыдущему. То есть путешествия.

Теперь-то я знаю, почему писатели так любят путешествия. Вдохновение? Ну да, щас! Ремарк давно заметил, что для вдохновения вполне достаточно впечатлений детства. А Эмили Дикинсон вообще из своего садика не вылезала всю жизнь. Нет, писатели любят ездить, потому что нутром чуют — это лечит от мокрецовой болезни! Ну или по крайней мере возвращает к простым ее формам, типа путевых заметок. Все писатели втайне любят путевые заметки больше всех других жанров. Почитайте, как стонет Чехов в тех своих письмах с Капри — ах, что-то не идет у меня очередная пиеса, даже название не могу придумать, знаю только, что должно быть много умных разговоров и в конце опять самоубийство.

  112