19 
— А ты бы мог получить за меня много денег, — бесстрастно заметил синеглазый. — Очень много.
— Ну да, и будет мне великая честь, что я раненого сдал его врагам! — огрызнулась Мадленка. — Бессовестные вы, рыцари, право, бессовестные, если можете предположить такое!
Так что тебе от меня нужно? — спросил рыцарь после недолгого молчания.
— Мне нужно знать, — заговорила Мадленка, волнуясь, — кто напал на вас.
— И это все? — презрительно спросил рыцарь, скривив красный от крови рот. Он сплюнул в сторону и продолжал: — Могу я узнать, отрок, зачем тебе это надо?
— Нет, ну с тобой потеряешь всякое терпение! — вспылила Мадленка. — Какая тебе разница, в конце концов? Я пытаюсь спасти тебе жизнь, между прочим!
Однако на синеглазого этот довод не произвел ровным счетом никакого впечатления.
— Я вассал господа, — сказал он хладнокровно, — и более ничей. Я не приемлю благодеяний ни от врагов, ни от друзей.
— Ха! — фыркнула Мадленка. — Плохой же ты друг, однако, если товарища своего готов в беде бросить, когда он ждет, что ты выкуп за него привезешь. Ведь если ты умрешь, умрет и он, разве не так? Ты что, бусурман несчастный, этого хочешь?
Щеки рыцаря немного порозовели. Он закрыл глаза, а когда вновь открыл их, Мадленка подивилась сквозившей в них решимости.
— А знаешь, как ни странно, ты прав, — признался он. — Я ведь совсем забыл о нем.
— Ну вот! — обрадовалась Мадленка. — Толку от тебя не добьешься. Говори, кто давеча напал на вас, и ты больше меня не увидишь, обещаю. Захочешь умереть — можешь расковырять рану, я не стану тебе мешать, и бог тебе судья. Ну?
Синеглазый вздохнул.
— Утром на нас напали поляки, — сказал он без особого выражения.
— Я уже слышала, — нетерпеливо отозвалась Мадленка. — А кто именно, ты не разглядел? Чей это был отряд?
— Еще как разглядел, — отвечал рыцарь, — это были люди князя Августа Яворского.
— Князя Августа? — переспросила Мадленка оторопело. — А кто это?
— Племянник князя Доминика, сын его сводной сестры Гизелы… кажется. Мы защищались, но их было слишком много.
Мадленка ударила себя ладонью по лбу. Князь Август. Племянник князя Доминика. Польский шляхтич — однако же, судя по всему, не счел ниже своей чести ограбить крестоносцев. Нет, не будем торопиться, не будем. Попробуем все начать сначала. Так. Крестоносцы — лжецы, это всем известно. Но этому-то какой смысл лгать? Не мог же он сам в себя всадить стрелу для разнообразия, — а стрела была точь-в-точь такая, как те, ну, те самые, она сама видела.
— Что это за дрянь ты засунул в хлеб? — спросил синеглазый, осторожно трогая свою рану.
— Это? А, это подорожник, — рассеянно ответила Мадленка. — Очень хорошо заживляет раны.
Нет, крестоносец всей правды никогда не скажет, и на слова его полагаться нельзя. Надо идти к князю Августу, надо разыскать кузнеца, который делает такие чудные наконечники. Мадленка взяла в руки стрелу, извлеченную из тела крестоносца, и стала ее разглядывать. Синеглазый смотрел на странного отрока с любопытством, но без прежней ненависти.
— Где князь Август теперь? — спросила сквозь зубы Мадленка.
— У дяди своего Доминика гостит, а где же еще? Интересно, отметила про себя Мадленка. Очень интересно. И то, что у дяди, и то, что рыцарям ордена это отлично известно. Ох, не зря дед говорил, что крестоносцы — лучшие на свете воины и что сражаться на их стороне он почел бы великой честью, кабы сердце не говорило ему обратного.
— А своей вотчины у него что, нет?
— Была, — сказал синеглазый коротко. — Но мы ее отвоевали.
Мадленка скользнула по нему взглядом и подумала, что это более чем возможно. Она подобрала окровавленную стрелу и стала вертеть ее в руках.
— Странная стрела, — заметила она.
— Саrrеаu, — пробормотал рыцарь.
— Что? — болезненно вскрикнула Мадленка.
— Это французское слово, — пояснил синеглазый. — Четырехгранная арбалетная стрела, которая пробивает доспехи. Ты и впрямь намерен меня отпустить?
— Угу, — рассеянно подтвердила Мадленка. — А стрелой тебя кто ранил? Ты не видел?
— Графский кнехт Доброслав, — ответил рыцарь и прибавил по адресу оного кнехта, сиречь оруженосца, несколько нехороших выражений.
Мадленка наморщила нос. То, что говорил синеглазый, ей не нравилось, ох как не нравилось. Получалось, что в лесу на них напали свои и свои же, поляки, убили Михала. Не обязательно князь Август, но кто-то из его окружения, пользующийся такими же стрелами. Как-то нехорошо и нескладно выходило все это.
19 
