и читается легко. 
123 
Абсолютно.
Не из-за любви, не вместо любви, любовь вообще ни при чём, когда вся ты и стрела, и полёт.
Наконец-то принадлежишь себе и поначалу упиваешься только этим, а потом оказывается, что мир тебе тоже дан в руки, он пластичен – не весь, но какая-то часть, которую ты действительно можешь изменить под себя, и все недостающие опоры ткутся из воздуха, формируются из складок реальности, а светофоры омывает зелёная волна каждый раз, когда это необходимо.
Ты всё ещё можешь падать, но ничего, кроме смерти, с тобой не произойдёт. Тогда говорят, что ты потеряла страх божий. Возможностей остаётся ровно две – пережить следующий раз или не пережить. Смотришь на грядущие ужасы и точно понимаешь: вот от этого я умру, а от этого – нет. И чего же бояться? Ведь страдать уже точно не придётся, боль сразу же перетекает на уровень физиологии и переносится не без помощи пилюль.
Возникает чувство неуязвимости для людей. А судьбу (или бога, у кого есть бог), конечно, не переиграть, но можно хотя бы не бояться.
Они действительно не плачут в подушку, ребята. Они ходят плакать к психологам или в кинотеатр.
И тут есть соблазн заговорить о жестокосердии. Но никто не отнял у них память, эмпатию, доброту. Что-то иное у них потерялось, имеющее отношение к зависимости от других. Может, это называется слабость.
А другой соблазн – считать это «нечеловеческим». Я с того начала, с ощущения изнутри. Но, возможно, это просто зрелость. Такая она, зрелость человеческого существа, а отпавшим была всего лишь юность. Это юность слетела с наших тел и душ и серым пером упала на ладонь другой девочки. Той, что будет теперь терпеть и плакать.
Не знаю. Правда не знаю, у меня нет схемы для вас, нет правды, нет обещания. Нет больше карты, ставшей горстью юрких хлопьев, летящих на склон холма.
Есть только свист счастливой стрелы, узнавшей свою цель, есть полёт бестии, парящей на распростёртых крыльях, нежность ко всему живому и улыбка обыкновенной человеческой женщины.
123 
