очень нудно 
35 
Шубин казался подавленным. Когда вышли из морга и свежий влажный ветер ударил в лицо, он вдруг сказал, что хочет спать. Таня сначала отвезла в агентство его (он, бледный, поцеловал ее в щеку и пожелал спокойной ночи), а потом Марту домой. И только после этого договорилась с Виталием встретиться в ресторане. И вот теперь они едут к нему домой. Минкин был возбужден и не мог скрыть этого. Он был как ребенок, которому очень хотелось поиграть со своей игрушкой. Игрушкой в этом смысле выступала Таня. Он будет играть, пока не наиграется, пока не уснет, успокоенный, обласканный, счастливый. А Таня наверняка будет долго ворочаться в постели, думая об убитой Дине и представляя себе убийцу…
Машина резко затормозила у подъезда дома, где жил Виталий. Он расплатился с водителем и за руку потянул Таню к двери.
– Подожди, давай постоим, подышим… Я же недавно была в морге. Мне кажется, что моя куртка пахнет моргом… И голова кружится.
– У меня тоже кружится, но от другого… Я думал, что ты испытываешь такое же нетерпение, что и я… – Его тон, тон обиженного ребенка, вызвал почему-то в ней раздражение. – Выброси из головы весь этот криминальный мусор. Настройся на меня, я же вот он, неужели ты нисколько не соскучилась по мне?
– Соскучилась, Виталя. Но говорю же, мне немного не по себе… Знаешь, такое чувство, как будто сейчас вот что-то вспомню, но мысли разлетаются, как осколки… Никак не могу собрать.
– Я помогу тебе. Пойдем, иначе мне придется тащить тебя наверх на руках…
– Сумеешь?
– Да, я сильный. Ну же?
Он был настойчив.
– Послушай, Минкин, как ты относишься к рыбным котлетам?
Он закрыл глаза и представил себе на раскаленной сковороде рыбные котлеты. Он никак не относился к ним, как и они, рыбные котлеты, к нему никак не относились.
Между тем Таня уже набирала чей-то номер на мобильном телефоне. Взгляд ее был отстраненный, она находилась где угодно, но только не с Минкиным. Снег, сменивший дождь, застревал в ее волосах, таял на разгоряченном лице. Где же она сейчас была? С кем?
– Алло, Николай Борисович? Добрый вечер. Это Таня Бескровная, помните? Да… Не стоит. Я хотела спросить вас, вы любите рыбные котлеты? Да, согласна, очень странный вопрос. И все же: да или нет? Да? Вы умеете их готовить? Нет? Но Дина примерно за час до смерти ела именно рыбные котлеты. Она ела их у вас? Это вы их приготовили? Нет? А кто же? Никто? Странно… Может, вас кто угостил? Или она ходила к соседке… Ни с кем в доме не дружила? И все-таки напрягите память. Это очень важно. Возможно, Дина тем утром завтракала с убийцей… Постарайтесь вспомнить буквально каждую минуту, которую вы провели с вашей женой. А потом перезвоните мне, хорошо? – Она отключила телефон. – Извини, Виталий. Я согласна подняться к тебе прямо сейчас…
Она уже в лифте успела представить себе все то, что должно произойти сейчас в квартире, в спальне. Ее тело молчало, не испытывая того желания, от которого измаялся Минкин. Но сказать ему об этом – означало оскорбить, причинить боль. Он, мужчина, судит по себе: если хочет он, значит, должна хотеть и она. А она хочет одного – оказаться в своей квартире, принять душ, забраться с коробкой конфет и чашкой зеленого чая на кровать и уставиться в телевизор. Хорошо бы посмотреть какой-нибудь сложный, затуманенный сюрреализмом и чужими страхами и сомнениями фильм, тем самым ощутив собственную душевную защищенность и силу на фоне киношных опасности и отчаяния. Это испытывают все, кто смотрит фильмы о смерти, но разве ж кто в этом признается? Сейчас же она чувствовала себя не защищенной от человека, за которого собралась замуж. Она не хотела подниматься к нему наверх, не хотела, чтобы ее раздели и уложили на кровать, и мысль о том, что замужество предполагает именно такое, замаскированное под любовь, насилие, приводила ее в ужас. Как сказать ему, что она не испытывает желания, что самое лучшее для нее в данный момент включить хорошую музыку, потанцевать, поговорить…
Минкин между тем буквально силой втолкнул ее в квартиру и принялся целовать.
– Я хочу… – попыталась она прервать поцелуй, чтобы сказать ему то, что хотела.
– Я знаю, я тоже хочу…
– Я хочу… Синатру. Я хочу послушать Синатру и потанцевать.
Она слегка оттолкнула его от себя, чтобы увидеть выражение его лица. Уверенная в том, что прочтет в его глазах возмущение, если не ненависть, Таня увидела лишь легкое недоумение, очень скоро сменившееся совершенно очаровательной улыбкой.
35 
