очень нудно 
45 
— Кого ждем-подождём? — осторожно спросил я.
— Милицию.
— Зачем?
— В участок свезут.
— Кого?
— Вас, кого еще.
«Участок»! — это слово наводило на меня ужас уже при чтении «Преступления и наказания» в гимназии!..
— Почему? Что там?
— А там человек разберется.
— Какой-эдакий?
Слоняра поправил рацию в нагрудном кармане, покрутил жучок в ухе.
— А вот такой — полковник Майсурадзе, Гурам Ильич, начальник 3-го отделения.
— Май-су? Дзе? — удивился я. — Япон?
— Япон?.. — Слоняра выкатил на меня глаза. — Нет, он грузинец. Как Сталин. Знаете Сталина? Грузия?
— Конечно, Сталина знаю… Фашизм победил… Джорджия?… Георгиен?
Как же Сталина не знать, если русский язык учишь?.. И про Георгиен в прошлом году целую неделю по CNN танки и взрывы показывали, какие-то тощие солдатики унитазами ложки-плошки выносили откуда-то.
— Недавно там что-то… Это что, как Чечениен?
Слоняра поправил на голове вязаную шапочку:
— Да не дай бог!.. Нет, грузинцы сами по себе, а мы — сами по себе… Они маленькое государство обидели, а мы вступились… Южная Осетия, слышали?
— Да, слышал… По ZDF… Очень маленькое…
— Ничего. Маленькое, да удаленькое… Авось как-нибудь…
— А, ну да… Авось да небось… Мой профессор в Германии всегда сказал, что коммунисты сперва делали, а потом думают, — не утерпел я, о чем тут же пожалел, но Антоша неожиданно согласился:
— Это он на сто процентов прав. Постоянно в какую-нибудь фигню влезаем, а как вылезти потом — неизвестно. Так уже с Афганом и Чечней было.
— Да, фигушки-фигня.
Я был рад, что слоняра дружественно косится на меня лошадиным глазом. Чтобы смазать и умягчить ситуацию, я решил прочесть стишки, которые мы писали на лабораторных:
— Вот, мы писали… Прочесть?..
— Давай, чтоб не скучно стоять.
— «Авось, Небось да Как-Нибудь решили в гости заглянуть, выпили, съели, поспали, ушли, платить-заплатить позабыли башли…»
Слоняра одобрительно кивнул:
— Один к одному.
— Вот еще: «Халтура и лень — главная хрень, что нас кособочит и мордой вниз волочит…»
— Ха-ха… Это кто ж такое пишет?
— Мы на семинаре.
Постояли еще немного. Я чувствовал себя шатко, хоть и знал, что никакой вины за мной нет. Ну, регистрация… Ну, штраф… Дал бы этому, с серьгой — и всё… А теперь что делать Фреде?..
Я с детства был застенчив и труслив, как и многие мои товарищи, — например, в бойскаутском лагере в лесу неделю не ходил в мобильный туалет, потому что боялся пчел, роящихся у дыры, а пойти куда-нибудь в кусты — стеснялся. Живот вздулся, окаменел, я не мог спать, есть, ходить, пока не приехала мама и, узнав о моей очень большой нужде, не потащила меня к туалету, выгнав оттуда всех пчел и пообещав отгонять их, пока я буду внутри… Сейчас я чувствовал себя так же неприятно. Думая о том, что меня ожидает («человек разберётся»), я вспомнил странное имя, сказанное Антошей.
— А почему… откуда этот Мансур-дза тут, в Москве?
Слоняра усмехнулся, пуская кольца дыма (курил он почему-то дамские длинно-тонкие сигаретки), ответил вопросом:
— А почему все они сюда бегут, как у себя напакостят?.. Кого откуда взашей не погонят — к нам бегут.
— Зашей? Что зашей?
Антоша пробежался рукой по рации, по поясу, по карманам и объяснил, что уже лет двадцать назад, когда в Грузии начались всякие заварушки, этот полковник себе тут местечко присмотрел — пусть, мол, там друг друга режут, там правосудие не нужно, там бардак и анархия, лучше я тут посижу, послужу. Ну, и перевелся сюда, чин чинарём… правда, на чин ниже, но теперь уже опять полковник… Умный мужик, уважают его ребята, ушлый…
Ушлый — который ушёл?
— А куда он ушёл?
— Он? Никуда не ушёл. Наоборот, пришел. Куда ему уходить? Назад ему нельзя, там сейчас, говорят, другие порядки… Ему и здесь хорошо. Вот, дом уже купил под Москвой… Всё как у людей…
— Но вы говорите «ушлый». Это же тот, кто ушёл? — не унимался я, хотя нервы винтились всё сильнее. А когда глаза упирались в дубинку на поясе кожаного бетонника, то изнутри начинала бодаться слепая паника.
Слонище рассмеялся:
— Нет, не так. «Ушлый» говорят, если человек битый, умелый, хитрый… дотошный, дошлый…
— Дошлый — это который дошёл? Дойти до, доехать до? — Я совсем сник под струёй слов, но слоняра вдруг принял почтительный вид, а мне шепнул:
45 
