25 
— А Вальтер Йене?..[120]
— Милый, но более плоский гуманизм.
— А Ханна Арендт?
— Я ее побаивался, как человека. Облако сигаретного дыма, большие зубы, бурение духовных скважин, не всегда логически между собой связанных… Но Арендт после иерусалимского процесса над Эйхманом бросила такую идею: Зло может опустошить весь мир именно потому, что оно, как грибница, распространяется по поверхности. Глубоко же и радикально только добро… Но ты что, хочешь, чтобы я провел для тебя философский семинар? Тогда все кипело. Все понимали, что страна не продержится, как раньше, на одном лишь усердии и лицемерии. Когда Адорно своим пронзительным голосом предостерегал от возвращения варваров, которые изобретут новые формы угнетения — например, апелляцию к массовому вкусу, — в большой университетской аудитории нельзя было найти даже стоячего места. Мы хотели, чтобы нас просветили, хотели знать, в какой степени мы опять стали зависимыми от власти… Бедный, деликатный Теодор Визенгрунд Адорно! Он не замечал, что студенты с какого-то момента уже не слушают докладов, а хотят перейти к делу. Они думали, что старый профессор в знак протеста против гонки вооружений, против законов о чрезвычайном положении выйдет на уличную демонстрацию. Но на это он не был способен. И тогда члены Союза социалистических немецких студентов освистали его. Одна студентка обнажила перед шестидесятилетним преподавателем грудь. Он не выдержал провокаций. Ушел из университета. И вскоре умер от инфаркта. В условиях господства крупной промышленности любовь из обращения изымается.
Во вьетнамском ресторанчике или другом подобном заведении Фолькер обычно говорил, а я слушал. Но о прошлом он рассказывал очень редко. Все же я знаю, что в самый горячий период студенческих волнений 1968-го года моего друга выбрали делегатом от отделения германистики.
— Тогда многое начиналось. В то время мы, по существу, заново создали Федеративную республику. После демократии, навязанной нам союзниками, наконец пришла та демократия, которую поддерживали и практиковали мы сами. Мы были по горло сыты любезностями Людвига Эрхардта, нас тошнило от самодовольной улыбки Курта-Георга Кизингера.[121] Мы от души желали Францу Йозефу Штраусу, который так радовался атомной бомбе, чтобы он, подобно пилоту в «Докторе Стрейнджлав» Стенли Кубрика, сам, оседлав ее, взлетел в воздух.[122] Шпрингеровская пресса делала все от нее зависящее, чтобы вмонтировать западным немцам фельдфебельские мозги. На Шеллингштрассе[123] мы воспрепятствовали распространению газеты «Билд». В этом участвовали все, кого ты знаешь сегодня…
— И Алиса Шварцер?[124]
— Она тем временем освобождала женщин в Кёльне. В каждом городе шла своя маленькая война. Во Франкфурте спекулянты хотели поэтапно снести старые дома района Вестенде. Полиция не понимала, что протестующие молодые люди просто почувствовали себя гражданами. Пожилые чиновники в нашей стране в свое время еще пели, будучи гитлерюгендовцами: Сегодня нас слышит Германия, а завтра услышит весь мир. И мы вдруг поняли, что не хотим повиноваться людям с сомнительным прошлым. Ведь многие наши тогдашние профессора прежде без всяких угрызений совести преподавали расоведение, комментировали нюрнбергские законы, исключали из немецкой литературы Рильке и Брехта. Когда в Геркулесовом зале[125] исполняют музыку Шёнберга, ты и сейчас иногда слышишь голоса из публики: «Дегенеративное искусство!»; «Запретить бы исполнение подобных вещей!»; «Нам не хватает сильной руки!». Весь этот бред нужно было вымести из голов… Конечно, Мартин Лютер Кинг был для нас важной фигурой, с его речью о братском мире I have a dream…[126] Кеннеди, молодой и полный оптимизма, — тоже. Когда пришло сообщение о его убийстве, люди на Одеонсплац[127] с плачем обнимали друг друга. И тем не менее мы создавали новое, были открыты для нового. Надо отважиться на большую демократию.[128] С Вилли Брандтом все сразу почувствовали себя раскованнее.
Я охотно слушал его восторженные рассказы о переломе. Поколение Фолькера завоевало те свободы и послабления, которыми пользовался я, тогдашний подросток. Даже мы, старшеклассники гимназии в Люнебургской пустоши, заразившись духом времени, избрали школьный парламент, добились, чтобы администрация выделила уголок для курильщиков и бунтовали против старого учителя географии, в прошлом эсесовца, который ставил свою губительную «семерку», если какой-то ученик относил Судетскую область к Чехословакии, а Эльзас — к Франции. Правда, во время школьных походов д-р Толле всегда держался по-товарищески, он был превосходный шарфюрер: «Ханс, возьми мое яблоко».
120
Вальтер Йенс (р. 1923) — немецкий писатель и литературный критик, член «Группы 47»; в 1976–1982 гг. президент ПЕН-клуба ФРГ; автор антиутопии «Нет. Мир обвиняемых» (1950).
121
Людвиг Эрхард (1897–1977) — министр экономики в правительстве Конрада Аденауэра, федеральный канцлер ФРГ (1963–1966), председатель ХДС (1966–1967). Курт Георг Кизингер (1904–1988) — федеральный канцлер ФРГ (1966–1969), до того — министр-президент Баден-Вюртембурга; был членом НСДАП с 1933 г.
122
Фильм «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил атомную бомбу» (1964) — черная комедия. Здесь имеется в виду один из финальных эпизодов: майор Конг, оседлав бомбу, устраняет неполадки в бомболюке и потом вместе с бомбой летит вниз.
123
Шеллингштрассе — улица в Мюнхене, на которой находится часть Мюнхенского университета — Институт немецкой филологии (и в частности Студенческий центр германистики).
124
Алиса Шварцер (р. 1942) — лидер немецкого женского движения, основатель женского журнала «Эмма». С 1966 г. работает журналисткой; в 1970–1974 гг. жила в Париже и стала одной из учредительниц парижского «Движения за освобождение женщин».
125
Геркулесов зал — зал в мюнхенской королевской резиденции, где теперь проводят концерты.
126
«У меня есть мечта» — речь Мартина Лютера Кинга (1929–1968), произнесенная им в 1963 г., во время марша на Вашингтон в поддержку президента Кеннеди. Эта речь, которую слушали около трехсот тысяч американцев, стала важнейшим моментом американского движения за гражданские права 1955–1968 гг.
127
Одеонсплац — площадь в центре Мюнхена.
128
Слова из первого правительственного заявления федерального канцлера Вилли Брандта в октябре 1969 г.
25 
