очень нудно 
39 
Он давно уже приметил, что Ира очень похожа на его маму. Нет, не внешне. Внешнего сходства как раз и не было. Просто звучали у Иры в голосе те же самые авторитарные нотки. Даже когда она ласково говорила, все равно звучали. И не нотки даже, а мощная энергия авторитарности так и перла из этой хрупкой и милой женщины и парализовала собеседника от пяток до макушки. Сама в себе она этой энергии конечно же не ощущала. Ну точно как его мать! Вот скажи ей сейчас, что она своей неощутимой практически властностью на дочку давит, она и не поверит. Обидится. Рассердится. Что вы, как же, она ж дочку любит, она ж исключительно ей добра желает. Знаем, проходили. Но и Настя матери тоже не уступает! Молодец. А вот он в свое время сразу белый флаг выкидывал, разрешал маме поизгаляться в своей авторитарности столько, сколько ей потребно было.
– …Нет, Настя, ты все-таки меня не понимаешь… Поверь, мне очень жаль, что так получилось! Ты же знаешь, как я Катюшу любила! Но у нас не оставалось с тобой другого выхода… Ты не справилась бы с Лизой, Настя! Что значит «удочерю»? Во-первых, тебе этого никто не позволит по возрасту, а во-вторых… Во-вторых, ты действительно с ней не справишься! Она очень балованная, очень капризная девочка, и…
– Она не балованная, мам. И не капризная. Она обыкновенный детсадовский ребенок.
– Ну что ты мне рассказываешь, Насть? Что я, не помню этого ребенка? Она не знает вообще никакого послушания! Да она же всех нас через неделю на уши поставит!
– Мам… Послушай меня, пожалуйста! – тихо, но решительно перебила мать Настя.
– Да не хочу я тебя слушать! Это ты меня должна слушать, а не я тебя! Я мать, я дело говорю! Выбрось эту дурацкую мысль из головы! Ну посмотри на себя в зеркало – какая из тебя воспитательница? Девчонка тебе на голову сядет, ты взвоешь, а потом куда? Потом ко мне прибежишь?
– Не прибегу! Не прибегу, мам! И не сядет она мне на голову. Она нормальный совершенно ребенок…
– Нет, не нормальный!
– Нет, нормальный, нормальный! – звонким и слезным, сорвавшимся от отчаяния голоском выкрикнула Настя и закрыла на секунду лицо руками. Но не заплакала, а тут же отняла ладошки от лица, снова затараторила на той же слезной высокой ноте: – Это я у тебя все по струночке ходила, слова тебе против сказать боялась… Еще бы! Мама – такой авторитет! Что мама сказала, то и правильно. А чтоб уж посвоевольничать по-детски – этого ни-ни. А так иногда хотелось посвоевольничать, хоть чуточку… Но я не могла, не смела! Как же я могла… Я не должна была маме и без того трудную жизнь портить…
– Не понимаю, Насть… Ты чего такое говоришь? Не понимаю… – растерялась вдруг Ира и даже рукой закрылась инстинктивно, будто плеснули на нее резко холодной водой.
– Да, мам… Да, это так! Ты одна меня растила, и я все время будто виноватой была, что у тебя личная жизнь из-за меня не сложилась. Ты мне прямо об этом не говорила, конечно, но это сквозило в твоих жестах, в словах, в поведении… Я слово лишнее боялась тебе сказать. Боялась обидеть. Боялась, что путаюсь под ногами. А Лиза… Лиза, она нормальный ребенок. Она ничего не боится. Катька ее любила, просто любила…
– Насть, ты чего… Ты чего несешь? – испуганным шепотом выдохнула Ира, покосившись с досадой в сторону Олега. – А я тебя, выходит, не любила, что ли?
– Не знаю, мам. Может, и любила. Только любовь твоя была скорее на исполнение долга похожа. Ты же порядочная женщина, ты не могла позволить себе плохо исполнить материнский долг. Поэтому я и росла вся правильная – не капризная, не своевольная, не балованная. Во всем тебя слушалась. Образцово-показательный ребенок. Но я больше так не хочу, мам. Вернее, не могу. Извини.
– Господи, Настя… Ты хоть понимаешь, в чем ты сейчас меня обвинила? Меня, свою мать…
Ира возложила обе ладони на тощую грудь, трагически распахнула на дочь большие глаза. Олег даже испугался – сейчас заплачет. Но, судя по всему, Ира плакать не собиралась. Не походила она на женщину, решающую свои проблемы слезами. Скорее всего, у нее другие методы воздействия на дочь имелись. Что ж, пусть воздействует. В конце концов, надо же что-то делать с возникшей проблемой.
– Я сейчас уйду отсюда, Настя, а ты подумай о том, что ты мне сейчас сказала. Подумай о том, какую боль мне причинила. Невыносимую…
– Мам, прости!
Отчаянного Настиного возгласа Ира уже, по всей видимости, не услышала. Резко развернувшись, выскочила из комнаты в прихожую, будто бегством спасалась. Хотя, наверное, так оно и было на самом деле. Олег тихо усмехнулся про себя – что ж, тоже вариант. Его мама так же вот, бывало, сбегала, чтоб усилить эффект виноватости. А он оставался, страдал раскаянием. Потом чуть в ноги не падал. Вот и Настя рванула было за матерью в прихожую, но он ее остановил, усадил обратно в кресло чуть не силой. Жалко ее стало. Не захотелось кидать девчонку в варево материнских манипуляций, может и неосознанных. А с другой стороны – проблема-то, черт возьми, не решилась!
39 
