очень нудно 
48 
– Этого не будет, – отвернулась я.
Ситуация была более чем странная. Еще раньше, чем народ в офисе побежал за парой бутылочек «Московского», чтобы оттянуться после пережитого стресса, я собрала сумку и тихо вышла к лифту.
Мне надо было остаться одной и подумать. Хорошенько подумать. Зачем бы Шувалову организовывать для меня повышение, если ему действительно ничего не надо, кроме советов по воспитанию его сыночка? Стало быть, действительно ему нужна я.
Это было поразительно. Никогда в жизни ради того, чтобы обладать мной, мужчина не предлагал мне блага – ни земные, ни небесные. Это была не моя история, и я совсем не знала, как мне себя вести. Хорошо бы, если б я ошиблась. И Алена тоже. И в понедельник бы выяснилось, что меня назначили все-таки по ошибке. Потому что где-то произошел системный сбой. В каком-нибудь главном вычислительном центре. А я продолжила бы жить спокойно. Ездить к Розочке на дачу, отбиваться от Кирилла и верить, что будет и на моей улице праздник.
От мысли, что Шувалов решил меня купить, мне становилось как-то неуютно. А когда я думала о его жене, меня бросало в жар.
– Ну уж нет! – решительно махнула я рукой. Села в свою суперхитовую тачку, у которой сегодня (в честь праздника) работали обе фары, и покатила в сторону дома. Предупрежу Нику и уеду к своей подруге Машке на Таганку – мы не виделись сто лет. А Шувалов – он не позвонит. Почему? Да потому что я просто-напросто выключу телефон. Вот так-то!
Глава 5
Пьющая мать – горе в семье. А если две матери?
Воистину, я обладаю бесконечной способностью прятать голову в песок и убегать от самой себя. Зачем о чем-то думать в собственный выходной, если можно этого не делать? Я не трачу время на то, чтобы что-то изменить. Долгая совместная жизнь с моей мамой убедила меня, что от перемен часто бывает больше проблем, чем удовольствий. Вот, например, сама мама всю жизнь искала этих самых перемен, теряя по ходу дела контакт с мужем и любовь дочери. Или наоборот. Любовь мужа и контакт со мной. Хотя мне почему-то кажется, что папа до самого конца очень ее любил. Любовь – она ведь материя необъяснимая. Мы любим не почему-то там, а вопреки. И папе было безумно жаль видеть, как мама теряется в подвалах собственного подсознания, попадая раз за разом в свои ловушки. Мечты о другой жизни. Разочарование в собственной. Уверенность в том, что уж ей-то была уготована совсем другая судьба. Папа умел жить рядом с теми, кого любил, и не задавать вопросов «Почему я до сих пор не на «Мерседесе»?» И маму он любил, хотя она сделала все для того, чтобы он ее возненавидел. Но он – нет, он продолжал ее любить. Просто в последние годы предпочитал делать это на расстоянии. Чтобы не зашибло. И я до сих пор хожу по ее дому, как по минному полю. И мне совсем не помогают мысли о том, что я уже большая девочка. Ну что, в конце концов, такого она может мне сделать? Мне – молодой, вполне состоявшейся женщине, способной самостоятельно отвечать за себя. Ну вот, сказала, а сама этому не верю. И тут вполне прослеживается заботливое воспитание мамочки – я сама не верю, что могу позаботиться о себе. Хотя сейчас все изменилось. Я стою на своих ногах (только периодически дрожат коленки), а мама ходит по своему коридору и разговаривает сама с собой. Долго, часами бормочет что-то себе под нос, ругается, спорит. Требует кого-то к ответу, грозит кулаком. Когда я впервые заметила за ней эту привычку, мне стало страшно.
– Мам, ты кому все это говорила? Там никого нет!
– А? Ничего, это я так – сама с собой, – кивала она.
– Не хотела бы я так, – сказала я своей подруге Машке, когда мы сидели на ее кухне.
Вместо того чтобы определиться, что€ я чувствую и думаю про свое повышение, я приехала к ней с тортом и бутылкой вина. Машкин муж по субботам работал допоздна, а мы не виделись так давно, что вино кончилось практически сразу.
– Я бы не вынесла общаться с самой собой. У меня отвратительный характер. Я заговорю себя до смерти! – усмехнулась подруга. Она почти не изменилась с тех пор, как мы вместе взрывали асфальт двумя колясками с кричащими младенцами женского пола. Только плечи стали более округлыми – килограмм пять на них наросло. В остальном все та же Машка – хохотушка с живыми карими глазами.
– Она перебирает старые газеты и сама с собой обсуждает прочитанное. Что-то ворчит себе под нос, а что – не разберешь. А когда я с ней пытаюсь поговорить, она начинает меня пилить. Видно, хочет пустить меня на дрова! – изрекла я и откусила соленый огурец. Машка всегда прекрасно готовила. И не так, как мой Кирилл, для которого было только два блюда – жареная картошка и пельмени. Она делала всякие варенья из одуванчиков и самодельные дрожжевые пироги с белыми грибами. Машкиному мужу страшно повезло, и он об этом знал.
48 
