– Да. Неминуемо. И я согласна на это, то есть я была бы согласна даже на это, если бы была действительно уверена, что ты меня любишь. Но ты – ты всего лишь подбираешь хорошую мать для своих детей. Вот и все.
– С чего ты взяла? Бред какой-то! – возмутился он.
– Это не бред. Наша жизнь напоминает кошмар, а тебя все устраивает.
– Нет, не устраивает, – неожиданно зло сказал он. – И если бы я выбирал мать для своих детей, ты в этом конкурсе даже не участвовала бы. Ты ни черта не умеешь готовить, ты кормишь детей чипсами и кукурузными палочками. Ты разбрасываешь вещи по комнатам и не моешь за собой посуду. Ты думаешь, что если полчаса провела в парке с детьми, то тебе уже положена медаль. Ты – самая ужасная кандидатура на роль матери моих детей. И вообще каких угодно детей.
– Все верно! – окончательно взбесилась я. – Я совсем другая. Я люблю свободу, независимость!
– Ты любишь только себя, – перефразировал он.
– А ты – только их!
– По крайней мере, они отвечают мне взаимностью. А ты что, думала, жизнь всегда будет как один сплошной праздник? – сощурился он.
Фейерверки били с неистовой силой, освещая всеми цветами радуги нашу отнюдь не радостную новогоднюю ночь.
– А почему бы и нет? Что в этом плохого?
– Ты ждешь от любви только радостей и удовольствия. Тебе кажется, что, если я больше не ношу тебе цветов, любовь прошла. И что, если вместо ресторана мы едем в пансионат с детьми – это уже конец. Только, моя дорогая, это все не так. Ты ошиблась. Любовь – именно то, что бывает потом. А все то, что ты так любишь, – чистое блядство. И не больше!
– Как ты смеешь так говорить?! – вытаращилась на него я.
Впервые я слышала от него матерное слово. Мне вдруг стало страшно. Что я делаю?
– А как ты смеешь так поступать? – заорал он. – Давай, иди, поменяй меня на следующего праздного мужика, которому только одно и нужно – попасть в твою постель. Пусть он носит тебе коробки конфет и заваливает тебя комплиментами. Сколько ты продержишься? Полгода? Спорю на что угодно, что не больше. Максимум год, если конфеты будут очень вкусными.
– Я не люблю конфет.
– А потом следующий, следующий, следующий, пока ты не потеряешь товарный вид. Это твоя СВОБОДА?
– Костя?
– ЧТО? – в ярости орал он. – Какой смысл любить тебя?
– Да ты и не любишь, – грустно сказала я.
– Люблю.
– Нет. Я знаю это абсолютно точно.
– В таком случае ты знаешь больше меня. Только я уверен, что это ты не любишь меня.
– Может быть, – не стала спорить я. – Я устала. Все совсем не так, как я представляла. И, наверное, ты прав: я не создана для семейной жизни. Мне постоянно кажется, что я попала в ловушку, в которой становится все меньше кислорода.
– Ты просто хочешь сбежать, – опустил голову он.
– Если тебе хочется, можешь называть это так. Только даже твоя дочь гораздо честнее тебя, – горько сказала я и вышла из комнаты.
Странная пустота опустилась на меня, даже мысли, всегда во множестве роившиеся в моей голове, на сей раз покинули меня, оставив после себя лишь чувство уязвимости и наготы. Я снова была одна, и эта мысль была странной, я так отвыкла от нее за последние месяцы. Как ни крути, а то, что было у нас с Костей, случилось в моей жизни впервые. И вот, пожалуйста, снова «я свободен, я ничей». Но сквозь волну страхов и одиночества пробивалось мое старое знакомое чувство радости. Той самой ненормальной, неестественной радости, которая сопровождала меня всегда, когда я оставалась одна. Я снова принадлежу себе, мне снова никто не нужен, пусть даже я тоже никому не нужна.
– Ты просто одинокий волк, – усмехнулся Сашка, когда я закончила свою сагу о потерянном семейном счастье. – Тебя, как горбатого, могила исправит.
– Точно, – согласилась с ним Тоська.
– А я всегда знал, что этим кончится, – уверенно хлопнул себя по коленке Сашка. И, если я не ошиблась, на его лице мелькнула тень удовольствия. С чего бы?
– Ну почему? – уперлась я. – Все могло бы быть по-другому, если бы он сам вел себя иначе. Он же меня просто использовал! Ему нянька для детей была нужна!
– Даже если бы он тебя обожал, это бы не имело никакого значения, – возразил он. – Ты же одиночка, метросексуал.
– Какой я тебе, на хрен, сексуал, – разозлилась я. – У меня душевная драма, я, между прочим, страдаю, а ты… И мне жить негде!
– Душевная драма у тебя пройдет через недельку, а вот мужика жалко. Не знал он, с кем связался, – довольным тоном подытожил Саша.