10 
– Кать, я не знаю. Кать, мне кажется, по-любому, такому, как он, я не нужна, – ответила я и заревела.
– Нет, ну это ни в какие ворота не лезет, – прокашляла она, и через десять минут, несмотря на страшное возмущение ее мамы (если бы моя мама была хотя бы как у нее!), Катерина сидела на моей кухне, завернутая в шарф, и успокаивала меня, как могла.
– Почему мне так не везет? – рыдала я, утираясь руками. Платка как-то рядом не оказалось.
– Да все с тобой нормально, – качала головой Катерина, постоянно прикладываясь к огромной чашке чая. – И он будет просто дурак, если этого не поймет. А раз так – мы найдем другого.
– Мы целовались! – призналась я сквозь рев и затряслась еще больше.
– Что? – ахнула она и закашлялась. – Но вы же только что познакомились. Нет, это что за глупость?
– Он такой… я не успела оглянуться! – оправдывалась я. – Мы сидели в машине, разговаривали. Он что-то рассказывал мне о… о… я даже не помню, о чем. Он спросил, сколько мне лет. Я сказала – восемнадцать. Почти девятнадцать.
– Но тебе же только что восемнадцать исполнилось, дорогая! – ухмыльнулась Катерина, но я не стала обращать внимания. Не это главное.
– А он засмеялся и меня поцеловал. А потом спросил, зачем я курю. Господи, я такая дура, – призналась я, уронив лицо в ладони. Катерина с минуту сидела, глядя на меня в растерянности.
– Целовалась?
– Да.
– Надеюсь, в щечку, на прощание?
– Нет, не в щечку.
– Да у кого я спрашиваю! – всплеснула руками она. – Достаточно посмотреть на твою морду лица, на твои губы – и все понятно. Нет, ну вообще. Да, ты дура. Я даже не буду пытаться с этим спорить. Целоваться с совершенно незнакомым парнем! Сколько ему лет?
– Мне кажется… лет двадцать пять, – соврала я.
– Это еще куда ни шло.
– Или тридцать, – продолжила я. Катерина прикусила губу и задумалась.
– А вдруг он – маньяк?
– Но он же довез меня до дома! – напомнила я.
– Кошмар. Теперь он знает, где ты живешь!
– Он не маньяк, – замотала головой я. – И… он не позвонит.
– И хорошо!
– Плохо! – упиралась я.
– Нет, хорошо. Это все – какой-то бред. Не могла ты влюбиться с одного поцелуя. Это – не любовь, – «успокоила» меня она. До самого вечера мы торчали у меня дома, я уложила ее на свою постель, бегала вокруг нее, даже сварила бульон, правда, не из курицы, а из кубика, так что, в строгом смысле слова, это бульоном считаться не могло, но она его пила. А потом заснула, потому что у нее, к слову сказать, температура была высоченная. Пришла моя мать, от бабушки, папиной мамы, за которой надо было ухаживать, несмотря на то что обе они друг друга терпеть не могли. Однако бабушка была стара, а мама хотела, чтобы квартира, как она выражалась, «не пропала».
– Знаю я эту старую калошу – отпишет квартиру на приют для бездомных крокодильчиков – и доказывай потом. Лучше уж я за ней пригляжу! – говорила она. Мама вообще много чего говорила, отчего у меня волосы вставали дыбом. Вернее, начали вставать теперь, когда я впервые в жизни посмотрела на нее совершенно другими глазами. Усталая, седая женщина с немного отекшим, злым лицом, одетая в старые и очень заношенные вещи, но, кажется, даже не замечающая этого. Я вздрогнула – никогда раньше мне не приходило в голову, что мама в этом вот прожила всю жизнь: в этой маленькой, захламленной, вечно неубранной квартире, с этим мужчиной – моим папой, пьяницей, сидельцем у подъезда. Работа на фабрике за копейки, скандалы, усталость и болезни, теперь уже все чаще дающие о себе знать. Зачем это все? Зачем вообще нужна такая жизнь? Я почувствовала, как от ужаса меня окатило холодом, руки покрылись мурашками, хотя в квартире тепло и даже жарко.
– Что вы тут устроили? – заверещала она, войдя на кухню. – Полная раковина посуды! У тебя что, мать в прислугах ходит?
– Мам, тише, – миролюбиво попросила я. – Катерина спит.
– Господи, ты ее что, уже у нас поселила? Конечно, она для тебя дороже матери!
– Мам, не кричи.
– А я у себя дома! Хочу и кричу! – фыркнула она, разгружая пакет с хлебом и какой-то крупой.
– Да помою я посуду сейчас, – возмутилась я. Неужели это имеет какое-то значение?
– Вырастила на свою голову! Кричи, кричи на мать! Все вы из меня только кровь пьете, – зло бросила она мне, а я только выскочила из кухни, потому что вдруг почувствовала, что если мы еще хоть минуту пробудем вместе, я завизжу. И, конечно, Катерина проснулась, я проводила ее домой, пообещав не реветь и выбросить все из головы.
10 
