83 
– Так вас что именно интересует? Моя жена или мои дети? – ерничал он. После того, как он произнес таким будничным голосом слова «моя жена» и «мои дети», я поняла, что они наверняка есть. Сердце сразу забралось куда-то подальше внутрь и перестало громко стучать. Смеяться и петь расхотелось, но дышать стало легче.
– Не забивайте голову. Это не важно. Мне все равно, – вымолвила я и снова в который раз попыталась спрятаться в салоне автомобиля. И мне это уже почти удалось, когда Максим подошел ко мне. Я уже сидела на водительском кресле и заводила двигатель. Он осмотрел меня сверху вниз, затем подобрал полы своего дорогого пальто, сел на корточки, так, что его лицо поравнялось с моим и вгляделся в меня, как рентген.
– Лариса, я неженат. У меня есть дети, вернее, один взрослый сын семнадцати лет. Но я неженат. Если вам это действительно интересно.
– Очень. Просто ночей не спала, – попыталась отшутиться я.
– Я тоже, – зачем-то ответил он. – А вы? Вы женаты?
– Я не могу быть жената! – возмутилась я.
– Почему это такая красивая и способная женщина не может быть жената, – опешил он.
– Потому что я могу быть только замужем! Женщины ни на ком не женятся, – победно закончила я.
– А! – улыбнулся он. – И как? Вы замужем?
– Нет, – удовлетворила его любопытство я. – Но у меня тоже есть сын. Только поменьше. Ему еще нет и двух лет.
– А что его отец? – загрустил он.
– Это уж точно не та история, которую я буду рассказывать человеку, сидящему на корточках перед моим автомобилем, – улыбнулась я. Он отразил ее своей красивой улыбкой и встал.
– Ну, что ж. Увидимся в суде?
– Увидимся в суде, – эхом кивнула я и нажала на газ. Целый шквал чувств захлестнул меня и я жутко боялась в таком состоянии попасть в аварию. Я вспоминала каждое его слово, каждый жест, каждый взгляд и понимала, что как-то неожиданно все это стало для меня очень серьезно. И я понятия не имею, что с этим делать. Если бы, к примеру, я хотела завести с господином Дементьевым простой легкий роман, приятный обоим, то я прекрасно сориентировалась бы и спокойно пошла бы к своей цели. Я это проделывала в своей жизни не раз. Но в том-то и было все дело, что я впервые в жизни не могла понять, чего хочу от себя, от него, от мира. Перед глазами летали смутные образы, где мы с ним вместе сидим на берегу какой-то прекрасной реки, обнаженные и смущенные. Мы смотрим друг на друга и молчим, боясь спугнуть, боясь прикоснуться и разрушить что-то невидимое, что-то неотразимо прекрасное, бесценное и едва уловимое. Нет, я и вправду не знала, что мне делать с собственной крышей.
Глава 4
Уже почти на луне, по крайней мере, на орбите
Мой материнский пофигизм порой пугал и меня саму, потому что я ни на чем не заостряла внимания, кроме любви. Не было ни на что остальное ни времени, ни сил, ни желания. Я любила моего мальчишку, и не видела возможностей и способов заставить его вести себя как-то иначе чем как ему самому приходило в голову себя вести. Воспитать. Начать с того, что мне, глупой куриной мамаше, казалось, что все, что он ни сделает – идеально. Я не видела в нем ни одного недостатка. Он прекрасно плевался кашей, великолепно игрался в дверцы шкафов (подумаешь, они после этого ломались. А надо было крепче делать), отлично дрался, когда кто-то брал его на руки и уносил с места выполнения важного задания. Я не нашла в нем ничего такого, чего мне бы хотелось в нем изменить. Что такого, что малыш питается не по часам, а тогда, когда голоден? Разве я позволила бы накормить себя против воли? И он не позволял, размахивая головушкой из стороны в сторону и выбрасывая миску под стол. Мы смирились и кормили его тогда, когда он подбегал как галчонок с открытым ротиком и лопал все, что мы могли ему предложить. И насчет сна тоже. Почему это он должен дрыхнуть именно тогда, когда вся семья пьет чай и смотрит интересное кино? Не будет он спать! И он сидел порой на коленях в нашем гостеприимном обществе, пока не отрубался прямо в полете. Я брала его на руки и клала в кроватку, тихо умирая от нежности, видя спящее безмятежное детское лицо. А когда Максимка начал говорить, меня вообще охватил дикий и неописуемый восторг.
– Мама дай, – сказал он, и протянут руку к зубной пасте. Я чистила зубы и от неожиданности чуть не подавилась пеной.
– Что? – вытаращилась я. Макс с досадой тряхнул головой и повторил.
– Мама дай. – И снова вперил свой пальчик в пасту. Я дала ее ему и стала смотреть. Он обсосал тюбик. На лице было выражение брезгливой покорности. Дескать, гадость, конечно, но что делать. Надо!
83 
