очень нудно 
36 
– Это я тащу? Кого это я притащил, интересно? – растерянно проговорил он.
– Ну, не ты… Просто я хочу тебе сказать, что все, что здесь происходит, мне очень не нравится!
– А что здесь происходит, извини?
– Ничего! В общем, чтоб этой… этой Анны я здесь больше никогда не видела, понял?!
– Натусь, да ради бога… – пожав плечами и улыбнувшись, развел он руки в стороны. – Хотя… Чем она тебя так разозлила, интересно?
– Ничем она меня не разозлила. Еще чего. Просто не хочу – и все.
– Постой, постой… Уж не ревновать ли ты меня вздумала, а, Наташк? Странно, вроде не наблюдалось за тобой таких пошлых странностей! Нет, ты что, и в самом деле по-настоящему, всерьез и искренне меня ревнуешь?
– А ты, можно подумать, искренне этому удивляешься! Слишком много эмоций для искренности ты выдаешь, Саш… Явный перебор.
– И опять не понял… Ты в чем все-таки меня обвиняешь? Что я сделал не так? Девчонки – наши гости, и…
– Да все так, Саша. Ладно, пойдем. Гости вина и шашлыков ждут.
Дальше вечер пошел уж совсем наперекосяк. Наташа сидела, злилась молча, потягивала вино из стакана. Все ее раздражало: и Сашины потуги рассмешить компанию, и Катькин смех, и появившиеся к вечеру комары, и популярные песенки, хрипловато доносящиеся из автомобильного радиоприемника. А особенно раздражало Аннино лицо, на первый взгляд отрешенно-задумчивое, но со скрытым выражением понимания ситуации и победной над ней насмешливости. Вроде того – чего тебе еще остается, ревнивая женушка, кроме как дуться на меня, на красавицу этакую…
В девять часов Антонина Владимировна отправилась укладывать детей спать. Наклонившись к Наташе, спросила тихо:
– У вас на завтра какие планы? До вечера поотдыхаете?
– Нет, ба. Утром уже уедем. Таечку же надо успеть навестить.
– Натусь, как утром? – удивленно повернулся к ней Саша. – Мы же хотели… Я думал…
– И правда, Натка! Чего утром-то? Можно и к вечеру! – поддержала его Антонина Владимировна. – Завтра погода хорошая будет, смотри, какой закат намечается!
– Нет, ба, я тебя не понимаю… – всплеснула руками Наташа, язвительно улыбнувшись. – Совсем недавно ты меня упрекала в эгоизме по отношению к Таечке, а сейчас, когда я рвусь исполнить свой долг, ты…
– Ладно, ладно, езжай. Тебе виднее! – махнула рукой Антонина Владимировна, подхватывая под мышку брыкающуюся и хнычущую Тонечку. – Я вам на веранде постелила, а девочкам – в доме, на софе. Она большая, им места хватит. Разберетесь, в общем. Димуля, малыш, ты где? Сейчас ляжем, я вам сказку расскажу…
После их ухода и без того хилый дух общения совсем сник, и только Катька тараторила без умолку, рассказывая что-то из жизни продавцов модного магазина, где она этим продавцом и работала, и совсем не чувствовала, что на фоне ее трескотни происходит рядом другая, невидимая и неслышимая, но такая насыщенная чужими эмоциями жизнь, сплетенная из раздражения, обиженности, страха, стервозно-насмешливого женского злорадства и еще черт знает чего, нехорошего и взрывоопасного.
– Я спать пойду! У меня недельный недосып образовался, – почему-то с вызовом произнес Саша, да еще и глянул в сторону Наташи с досадой, будто обвинил ее в собственном недосыпе. – А вы тут посидите еще, если хотите.
– Я тоже, пожалуй, пойду спать… – медленно повела плечами Анна, и опять эта обыкновенная фраза прозвучала в ее исполнении незаслуженно интимно, словно спать она собиралась идти туда же, на веранду, а уж никак не на старую софу, где им с Катькой постелила на ночь бабушка.
– Ой, да куда вы? – разочарованно развела руками Катька. – Так хорошо сидели, и нате вам… Я еще про нашего нового менеджера не рассказала…
– Ладно, завтра расскажешь, – вставая с раскладного стульчика, сердито проговорила Наташа. – Помоги-ка мне лучше посуду в дом унести…
Когда она, управившись с хозяйскими делами, пришла на веранду, Саша уже крепко спал, обхватив руками подушку и отодвинувшись на самый край старого топчана, верно служившего им здесь супружеской постелью. Подогнув под себя ноги, она села рядом, долго и с интересом рассматривала его красивый мужской профиль, будто видела впервые. А ведь и правда – красивый. И мужской – тоже в самом хорошем смысле этого слова. А самое главное – этот мужчина ее муж, собственный, любимый и желанный, и никакие «су» и «сво», и тем более никакие нахальные стервы пусть на него не претендуют, даже и фантомно-литературные. Она его не отдаст, и все тут. Обломается Анна. Пусть у таких же фантомно-литературных Любаш мужей уводит, а у нее – обломается.
36 
