очень нудно 
38 
Вот зря она про сюжеты сама себе напомнила! Потому что на фоне неприязни тут же подняла голову и прежняя тревожная маетность, начала расти как на дрожжах. Сюжеты, сюжеты! Она их вообще не придумывала, брала за основу реальные жизненные истории, списывала характеры героев с реальных людей, иногда тютелька в тютельку… Ну, добавляла от себя чего-нибудь каверзное, так, немного. А тут… Взяла и придумала сюжет с героиней Анной, нафантазировала его на свою голову. А он, как оборотень, вдруг врывается в ее личную реальную жизнь! Тоже – тютелька в тютельку. И главное, никому об этом не расскажешь, все равно не поймут. Не к психиатру же на прием идти, в самом деле, чтобы унять эту душевную тревогу. А может, к экстрасенсу какому-нибудь податься? Может, он присоветует чего, поможет разобраться с этой мистикой? Хотя ерунда все это – психиатры, экстрасенсы… Надо самой из всего выкарабкиваться. Или не самой? В общем, одна маета получается, а не жизнь. Сплошное смятение чувств, как раньше в романах писали…
– Наташ, что с тобой? Выходи, приехали…
От Сашиного голоса она встрепенулась, подняла голову, уставилась на него испуганно. Потом потрясла головой, потом дотронулась кончиками пальцев до его щеки, улыбнулась, вздохнула тихонько. Действительно, что это с ней? Вот ее муж, рядом, и на лице у него участие и забота, и ничего страшного в их жизни не произошло. И никогда не произойдет. Просто она этого не допустит, и все тут. И мало ли какие бывают дурные совпадения…
– Странная ты какая-то сегодня. И вчера была странная. Что с тобой, Натусь?
– Ничего… Устала, наверное.
– От чего? От творческих перегрузок?
– Не знаю. Может, и от них.
– Пустырничку на ночь попей. Говорят, помогает.
– Хорошо, Саш. Я попью пустырничку. Или валерьянки, как бабушка посоветовала. Ты со мной к Таечке поднимешься или в машине подождешь?
– Подожду.
– Ага. Я скоро. Самое большее – полчасика.
– А у тебя что, регламент на Таечку установлен?
– Саш, ну не начинай… Вот сам бы пошел да и посидел с ней, послушал ее байки!
– Ладно, ладно, иди…
Она резво выскочила из машины, будто сбегая от незаслуженных упреков, юркнула в дверь подъезда, поднялась на свой этаж. Нанятая бабушкой соседка выглянула из своей квартиры, принялась было обстоятельно и подробно докладывать о добросовестном исполнении взятых на себя обязательств и об особенностях Таечкиного пищеварения, но она ее перебила ласково, торопливо отпирая дверь:
– Ой, спасибо вам огромное, тетя Нина! Вы нас так выручили! Бабушка вам привет передавала, спасибо…
– Я час назад у вашей нянюшки побывала, аккурат накормила да перестелила! – сообщила она уже в почти захлопнувшуюся за Наташей дверь.
Квартира встретила ее солнечной тишиной и духом запустения, даже не верилось, что в глубине ее, в маленькой крайней комнате, обитает живая Таечкина душа.
– Нянечка Таечка, я здесь! – как обычно, пропела Наташа ласково, садясь на скамеечку около кровати.
Старуха не спала, лежала с открытыми, направленными ей в лицо глазами. Если бы Наташа не знала определенно, что нянечка три года назад полностью ослепла, то подумала бы, что она ее рассматривает очень внимательно. Наташа поежилась – неуютно и странно было сидеть под этим внимательным «взглядом», без привычного «пошшупывания», без щедрого потока простодушной и по-детски искренней старушечьей радости. Протянув руку, она осторожно коснулась ее сухой ладони, напоминая о своем присутствии, и Таечка, чуть вздрогнув, запричитала-запела тоненьким голоском:
– Да что с тобой такое, милая ты моя Наташичка, мнучичка, что с тобой такое стряслося…
– Что? Почему стряслося?
От неожиданности Наташа так и повторила за Таечкой – «стряслося».
– Да как же – что… Она ишшо спрашивает! Я же чую, что ты сама не своя, Наташичка!
У тебя все нутро из сметаны в масло сбулындалось, я же чую!
Она совсем было собралась ответить старухе чего-нибудь бодренькое, вроде того, что все у нее в полном порядке, но вдруг замолчала, задохнулась, схватилась руками за грудь. Так вдруг захотелось поплакать, поплескаться от души в теплой старушечьей искренности, такой чистой и неподдельной и, казалось, даже на ощупь осязаемой, что она с трудом взяла себя в руки, проговорила с благодарной заинтересованностью:
– Нянечка… А с чего ты взяла, что у меня это… сбулындалось?
– Так ить ты мне не чужая, Наташичка… Ты ж моя родная мнучичка! Как же я тебя не учую? Я тебе вот что присоветую, Наташичка…
38 
