4 
Вечерняя Москва сияла огнями, казалась праздничной и одновременно чужой, как бы существующей независимо от людей, ее населяющих, а уж тем более приезжих. Таких, как Марго. Войдя в первый же магазин, она поразилась ценам, ей показалось, что она попала на распродажу. И, только услышав краем уха разговор между продавцом и покупательницей, поняла, что цены проставлены в условных единицах, и немного успокоилась. У нее были деньги, хоть и чужие, а потому она заставила себя не думать о том, сколько стоят брюки, блузка и туфли. В конечном счете ее все равно арестуют и посадят, ей не сойдет с рук то, что она позволила себе в купе… Да и как теперь жить с этим?
Побродив по центру и заглянув еще в несколько магазинов, она поняла, что голодна. Купив в киоске карту города и сориентировавшись, быстро вышла на Пушкинскую площадь, зашла в «Макдоналдс», где перекусила пресными гамбургерами. Там же, разложив на столике карту (на обратной стороне, оказывается, была карта ближнего Подмосковья с маршрутами электричек), она без труда нашла Павелецкий вокзал и поставила крестик губной помадой на кружочке «Узуново». Затем пошла бродить дворами, разглядывая дома и подъезды, довольно четко, однако, представляя себе то, ради чего затеяла это опасное перемещение сквозь темные подворотни и зловещие, дурно пахнувшие переулки с шеренгами мусорных баков. И ей наконец повезло. Одинокий дворник, сидя на крыльце, задумчиво курил папиросу, глядя куда-то впереди себя. Марго сказала, что ей срочно нужна лопата. Дворник-флегматик только пожал плечами. Это надо было понимать: твои проблемы. «Я заплачу сто рублей, мне очень нужно… Привезли из Малайзии дерево редкой породы, надо срочно накопать земли». Она так никогда и не ответит на вопрос, при чем здесь Малайзия. Звучит экзотично, должен клюнуть. К тому же сто рублей – это на два пузыря.
«Стой здесь, счас принесу», – и ушел. Вернулся через десять минут. Лицо изменилось, темперамент тоже. Теперь она видела перед собой если не холерика, то крепкого сангвиника. В руках – лопата. Довольно приличная.
«Возвращать?» – спросила Марго, смутно веря в то, что когда-нибудь вернется в этот двор, да еще и с лопатой, на которой будет узуновская земля. «Добавь еще полтинник и можешь не возвращать», – облагодетельствовал ее московский дворник и, спрятав в кармане широких штанов деньги, ухмыльнулся: «Мужа грохнула, теперь в клумбе будешь закапывать?» И, не дожидаясь ее реакции – разговаривая сам с собой и по-стариковски размахивая руками, – быстро двинулся по направлению к арке. Оттуда рукой подать до гастронома…
В ближайшем хозяйственном магазине Марго купила большой фонарь с запасными батарейками, моток бечевки, три метра столовой клеенки, рулон скотча и две пары резиновых перчаток. Затем зашла в цветочную лавку, где купила торфяные горшочки для рассады, бутылку с раствором минеральных удобрений, и попросила все это сложить в большой прозрачный полиэтиленовый пакет.
Марго вышла на проезжую часть, нацепила очки Новак и остановила белые побитые «Жигули». Удивилась, когда за рулем увидела женщину средних лет. Злость в глазах, презрение ко всему, что движется. Безработная, добывает средства на жизнь, калеча машину и свое здоровье.
– Вы не подвезете меня до Узунова, на дачу? Мне срочно, я хорошо заплачу.
– Сколько? – Взгляд исподлобья, глаза – ледяные, светлые, как у рыбы.
– Сколько скажете. – Она боялась упустить эту женщину. Все же не мужчина, не изнасилует, не ограбит и не прибьет по дороге.
– Пятьсот устроит?
– Устроит.
– Садитесь.
И старенькие «Жигули» довольно резво припустили по розовой от фонарей дороге, запетляли по узким улочкам старого города, пока не вырвались наконец на Кольцевую, а оттуда в сторону Домодедова, Барыбина…
Она нарочно села рядом с водительским местом и устроила на коленях пакет с торфяными горшочками и бутылкой, чтобы ее принадлежность к садоводческому племени выглядела в глазах сидящей за рулем женщины более убедительной.
К счастью, та оказалась не из болтливых. Она молча вела автомобиль, уверенно давя на газ и осмеливаясь, ловко маневрируя, обгонять японские «Тойоты» и французские «Рено». Иногда, правда, словно опомнившись и понимая, что рискует, сбавляла ход, и при этом лицо ее становилось отрешенным, как у человека, который в очередной раз понял свое место в жизни, не говоря уже об автостраде.
В багажнике автомобиля, издавая шершаво-железистые звуки, билась о металлическую канистру, полную бензина, лопата. Ей предстояло коснуться земли, чтобы превратить ее в могилу Инги Новак.
4 
