очень нудно 
107 
Мрак.
Светлячки.
Полет.
Их встретили тишина и покой. Лучи полуденного солнца пробивались сквозь листву мимозы и рассыпались по земле золотыми брызгами. Красный мостик в восточном вкусе, на котором стояли спутники, был переброшен через небольшой пруд. Вокруг раскинулся настоящий японский сад. То там то сям виднелись причудливые карликовые деревца и прочие тщательно ухоженные растения. Они росли на площадках, усыпанных гравием, по которому граблями были наведены аккуратные бороздки.
– А-а, узнаю, узнаю! – воскликнул Фрэнк с радостным удивлением. У него точно камень с души свалился. – Здесь я тоже когда-то жил.
Сад был пуст. Бобби уже догадался, что Фрэнк обычно выбирает для материализации укромные уголки, где его никто не увидит, а если ему случается объявиться в людном месте вроде пляжа, предпочитает особые обстоятельства, когда это место пустует – например, во время грозы. Очевидно, прежде, чем совершить сложнейшие действия – разложить тело на атомы, переправить их и снова собрать воедино, сознание Фрэнка сперва намечает конечную точку и разведывает обстановку.
– Это традиционный японский постоялый двор в окрестностях Киото, – продолжал Фрэнк. – Долго же я тут прожил. Ни один постоялец не задерживается здесь на такой срок.
Бобби заметил, что одежда на них сухая, хоть и помятая. Видно, молекулы воды, которой пропитались одежда и волосы во время ливня на Гавайях, не подверглись телепортации.
– Хозяева – милейшие люди, – вспоминал Фрэнк. – Добрые, заботливые, но не навязчивые.
По его тону чувствовалось, что он смертельно устал от странствий, жаждет покоя и остался бы здесь, даже если из-за этой передышки ему суждено погибнуть от руки собственного брата.
А Бобби все осматривал свою одежду и обувь. Слава богу, из грязного проулка в Калькутте они выбрались чистыми.
Взгляд Бобби упал на правую туфлю. Он нагнулся. Что это такое на носке?
– Поселиться бы тут, – размечтался Фрэнк. – Насовсем.
К туфле пристал таракан, которыми кишели гниющие отбросы в проулке. Бобби носил кожаные спортивные туфли (он, как-никак, сам себе начальник, и носить на работе галстук и неудобные ботинки его никто не заставит). Таракан не просто прилип к серовато-коричневой коже, а влип в нее. Растопыренные усики и лапки не шевелились – видимо, он уже сдох. Но даже дохлый таракан – или по крайней мере та его часть, которая телепортировалась вместе с Бобби, – уже не мог отделиться от кожи.
– Засиживаться нельзя, – спохватился Фрэнк. Таракана он, похоже, не заметил. – Золт от нас не отстанет. Если мы не уберемся подальше, то…
Мрак.
Светлячки.
Полет.
Они оказались на каменистой тропе, уходящей ввысь по крутому склону. Внизу открывался восхитительный вид.
– Фудзияма, – сообщил Фрэнк. Как видно, он даже не догадывался, куда забросит их при телепортации, и, очутившись в этом месте, был приятно удивлен. – Мы приблизительно на полпути к вершине.
Но Бобби не горел желанием любоваться живописными видами. Не беспокоил его и пронизывающий холод. Он был занят только одной мыслью: куда делся таракан.
– Японцы когда-то почитали Фудзияму как святыню, – рассказывал Фрэнк. – Кажется, и сейчас кое-кто считает ее священной горой. Ничего удивительного: гляди, какая красота.
– Фрэнк, где таракан?
– Какой таракан?
– В саду я увидел у себя на туфле таракана. Он словно вплавился в кожу. Ты, наверно, занес его с той помойки на задворках. Куда он запропастился?
– Не знаю.
– Ты случайно не растерял какие-нибудь атомы по дороге?
– Не знаю.
– А вдруг атомы, из которых он состоит, попали ко мне в организм?
– Понятия не имею.
Бобби представил темную полость у себя в груди, где бьется таинственнейший из органов – сердце. Но в его сердце скрывается особая тайна: где-нибудь в предсердии или желудочке из мышечных волокон выступает хитиновый панцирь таракана или торчат его тонюсенькие лапки.
Насекомое внутри! Пусть даже дохлое – все равно гадость. Бобби вздрогнул, словно его молотом оглушили. От острого приступа жукобоязни его чуть не вывернуло наизнанку, дыхание перехватило, и он еле удержался, чтобы не сблевать прямо на священной горе.
Мрак.
Светлячки.
Полет.
Бобби и Фрэнк со всей силы грохнулись на землю.
Должно быть, они материализовались на лету. Приземлиться на ноги при таком падении трудно, удержаться друг за друга им тоже не удалось. Оторвавшись от Фрэнка, Бобби покатился под уклон. Под ним похрустывали и потрескивали небольшие колючие комочки, больно царапавшие кожу. Уклон оказался не слишком крутым, скоро Бобби остановился и, задыхаясь, уткнулся лицом в серую пыль, мягкую, как зола. И в этой пыли сверкали сотни, а то и тысячи необработанных красных алмазов.
107 
